TERENCE EASTLAKE // ТЕРЕНС ИСТЛЕЙК
EAMON FARREN
высококвалифицированный грузчик, уставший санитар

             Я начал смекать, что возраст — это кое-что!
23 года. Успешно выкатился из матушки 7 июля 1967 года.

             Душу надо содержать в опрятности.

            Что же делать еще с сиротой —
            По весне его в небо кидают в сапогах землемеры,
            Мерят небо его пустотой.

Под их окна солнце подбрасывает жёлтые кирпичи.
Теренс прячет их в ямках и заячьих норах. Позже из них он построит для мамы новый красивый дом — вместо окон поставит пчелиные соты, вместо покосившегося ржавого почтового ящика — улыбающуюся тыкву. Теренс закрывает глаза, представляя, как дверным косяком он сломает пальцы всем сквознякам, как по утрам мама будет отрезать от стен ломти тёплого масла и намазывать их на хрустящие тосты. 
Вечерами Теренс будет приносить ей в спичечных коробках самых разных жуков — мама всегда будет дома, ей больше не придётся пропадать на работе и давится фабричной пылью.
После школы он возвращается в овраг, просовывает руку в норы, чтобы проверить свои сокровища, но зайцы прогрызли в них чёрные дыры — осталишь лишь черепки. От слёз у Теренса дрожит подбородок: когда он сжимает пальцы, в кулаке хрустят только сухие листья,
когда разжимает — роняет на землю мёртвую мышь. 
Домой Теренс возвращается только к вечеру — мама уже успевает задремать на их старом разваливающемся диване.
Перед тем, как уйти в свою комнату, он целует её покрасневшие от бесконечных стирок ладони.

Пока Теренс спит, хлебные крошки забиваются под кожу и царапают её изнутри.
Его желудок звенит, как пустое жестяное ведро. Теренс бьёт по нему, когда пропускает завтрак (под кулаками крошится извёстка), когда пропускает обед (пустые консервные банки сминаются в пластилин), когда пропускает ужин (лицо смеющегося мальчишки превращается в раздавленную черешню) — бьёт по нему так часто, что в голове комьями разбухает шум.
Кроме звона внутрь ничего больше не помещается: на уроке Теренс пытается прочесть предложение по слогам, но сбивается на каждом слове — одноклассники бросают в него скомканными бумажками и смеются, учителя теряют терпение. Теренс захлопывает учебник, выбегает из класса и падает на пол — букв так много, что его тошнит на собственные колени,
шум становится только громче.
Испуганная звонком директора мама приезжает за полчаса. Теренс держит её за руку и смеётся — столько шуму из-за того, что перед едой он забыл помыть своё яблоко. На ужин мама жарит для него всю оставшуюся картошку — от запаха еды кружится голова, но Теренс не торопится — Теренс ждёт, пока она отвернётся, чтобы переложить в её тарелку большую часть своей порции.
Мама радуется его аппетиту и осторожно целует в лоб — шум пропадает.
Ночью, тайком от себя, Теренс крадёт из холодильника куски хлеба — они такие сухие, что рассыпаются в руках и во рту.
Пока Теренс спит, хлебные крошки забиваются под веки и царапают их изнутри чёрным гневом.

Над губой бисеринками выступает холодный пот.
Солнце запускает в его волосы тёплые липкие пальцы — тёплые липкие пальцы мальчишек касаются коленок соседок по парте.
Перед физкультурой они подглядывают за переодевающимися одноклассницами — Теренс теснится в углу с книгой по энтомологии. Буквы превращаются в сгнившие половицы: он проваливается ногой в каждое длинное слово — на каждую страницу уходит не меньше семи минут. Теренс кусает костяшки и старается не оглядываться на часы: из-за спешки всегда приходится начинать заново.
Одноклассники показывают на него пальцами и смеются: они уверены, что однажды от голода Теренс проглотил собственный член. Он улыбается: их шутки совсем не обидные,
пока они не вспоминают про маму.

            Он слаще червей.
            На него ты поймаешь белую в обморок птицу
            Или рыбу в придонных цветах

Теренс учился читать по слогам, ломал о слова зубы: из камней они становились ореховыми скорлупками, из ореховым скорлупок — зёрнышками граната. По ночам голод вылавливал их из его головы и обгладывал до скелетов — по утрам Теренс задыхался, пытаясь достать из горла тонкие рыбьи кости.
Приходилось начинать заново — клеить на стены вырезки из словарей, оставлять на руке засечки консервным ножом, оставаться в библиотеке вплоть до закрытия. Теренсу удалось выучить все слова, кроме одного — ненужного: папа. Когда мама произносит его, Теренсу кажется, что он ослышался.
Мама говорит: твой отец — Грегори Гилмард.
(Мама говорит: прости, я должна была сказать тебе раньше, — но он уже ничего не слышит)
Теренс сжимает челюсти изо всех сил и не говорит ни слова — так, словно все они снова превратились в полусгнившие огрызки скелетов. Позже он сплюнет в раковину обломки зубов и огромную рыбью кость — эту вырезку из словаря Теренс к стене приклеивать не собирается.
Если поднести зажигалку к ладони, ожог разойдётся по коже чёрным пятном — такое же расходится теперь вокруг имени папы.

Есть и другие слова, которые он не хочет запоминать: например, рак.
Старший смены объявляет перерыв. Голос диктора вываливается из радиоприёмника хлебными крошками — Теренс смахивает их в ладонь и бросает в рот. Пальцы мёрзнут, он закатывает рукав и чиркает серной спичкой о звенящие жилы — после двенадцатичасового рабочего дня они становятся медными, стонут как водосточные трубы. В кармане мнутся бесполезные чеки на лекарства, просроченные рецепты, записка с номером папы — Теренс бросает их в пустую железную кружку вместе с зажжённой спичкой, пепел втирает в дёсны.
Поверх можно было бы написать:
хорошее образование, биологический факультет, научная степень,
мама, избавившаяся от кашля за стенами этого блядского кукурузного города,
дом из жёлтого кирпича.
Теренс пишет иначе:
работа грузчика, валяющаяся под ногами сгнившая тыква, ночные дежурства в больнице,
Хей-Спрингс, из улыбки которого сгнившей кукурузой вываливается язык,
рак.
Прошлой ночью Теренс бьёт по лицу врача, попытавшегося продать ему хорошее отношение к маме за дополнительное вознаграждение — скоро городской судья выпишет ему штраф. Придётся взять ещё несколько смен — сном можно пожертвовать, а злостью не получается.
Старший просит их вернуться к работе, Теренс сжимает кулак в кармане старой спортивной куртки —
когда разжимает, находит в нём записку с номером папы.

Перед встречей с Грегори он заходит в ближайший супермаркет — от ярких упаковок кружится голова, руки бьёт колотун; очередь движется мучительно медленно, Теренс мечется на одном месте, звук кассового аппарата скребётся изнутри черепа.
Он распечатывает шоколадный батончик, отламывает куски и заталкивает их в рот.
Тошнота становится только сильнее.
— Хочешь денег?
Грегори брезгливо морщится: от Теренса пахнет рыбой, от всего теперь пахнет рыбой. Грегори протягивает руку вперёд, словно собирается похлопать его по плечу, но лишь смахивает на землю одинокую серебряную чешуйку.
Теренс молчит. Кажется, мама назвала ему неверное имя.

В детстве, для того, чтобы заглушить голод, он глотал куски ваты: вата разбухает в желудке и до следующего утра занимает в нём всё свободное место.
Грегори достаёт из кармана плаща кожаное портмоне, достаёт из него несколько золотых монет и кладёт их Теренсу на язык.
Внутри они разбухают, заполняя всё злостью и горечью.

            А на сонной воде может Сам им прельститься —
            Бог клюет хорошо в камышах.

После похорон мамы Теренс выносит из дома все её вещи: свитера, пахнувшие молоком и земляникой, потрёпанное кресло, старые ёлочные игрушки. Дым лижет его ладонь — Теренс стоит, наблюдая, как огонь пережёвывает разорванные книги и разломанный на куски диван. Жаль, что не догадался сжечь все эти вещи во дворе Грегори Гилмарда — можно было бы бросить в огонь и дом, и вечно живую оранжерею,
а угли положить ему на язык.
Костёр выплёвывает в руку Теренса огрызок фотографии. Он рассматривает её несколько секунд, но всё-таки стирает с лица мамы копоть и прячет её в карман.

В Хей-Спрингсе его больше ничто не держит, но уехать Теренс не в силах — уезжать нужно было вместе с мамой, а теперь даже жуков в пустых сигаретных пачках приносить некому, что говорить о доме из жёлтого кирпича? Он до последнего пытается отстрочить возвращение в пустые комнаты, прячется от признания неизбежного на многочасовых дежурствах — так ненавидел их раньше, а теперь не знает, куда идти. Теренс превращает себя в машину, в фабричный механизм без голода, без злости, без мыслей — только срущие под себя больные, запах мочи в кладовых, мигрени от недосыпа.
Прежним Теренс чувствует себя только у дома Грегори — в пальце застряла заноза, кожа ладоней осталась на только что погруженной партии ящиков.
Он не плакал даже на похоронах, но сегодня слёзы кусают щёки. 
Когда Марта зовёт его, Теренс не знает, чего ему хочется больше: убежать прочь или проткнуть её горло консервным ножом.
Вместо этого он идёт за ней в оранжерею.
Марта не спрашивает, но Теренс рассказывает — вытаскивает из горла сгустки гнева, отсыревшие угли, перья растущей у могилы мамы травы. Марта не спрашивает, но он впервые вспоминает всё, о чём не хотел помнить — труднее всего говорить «папа», «рак», «смерть» (чтобы избавиться от их вкуса, дома придётся залить себе в горло гель для мытья посуды).
Раньше мама плакала, когда видела раздавленных машинами мёртвых птиц — по ночам Теренс крал у соседа лопату и закапывал каждую из них в отдельную ямку. Теренсу кажется, что каждым словом он разрывает по одному птичьему трупу и бросает их под ноги Марты.
Он ищет в её глазах отвращение, но не находит.
Сострадание злит Теренса ещё больше, поэтому он приходит и на следующий день. Он приходит, как одержимый, надеясь, что если сдерёт с неё кожу, то найдёт под ней тень своей злости.

Грегори убивает всё, к чему прикасается — Теренс видит, как его кровь вытягивает из Марты жизнь (он слышит, как на месте её сердца прорастает сиреневый куст).
Грегори не было на похоронах мамы, но, может быть, смерть дочери расстроит его чуть больше? Теренс знает: найти мёртвое тело — это как случайно наступить на спрятанное в траве птичье гнездо. (Ты когда-нибудь смотришь под ноги, Грегори?) Он вытаскивает из языка осколки яичных скорлупок и приносит их в оранжерею: каждый раз собирается подбросить ей в кружку, но вместо этого забывает в руке.
(Теренс всегда сжимает их в кулаки. Всегда ли раскрыты ладони у твоего пастора, Марта?)
В одном из отданных её завтраков Теренс находит виноградные гроздья — он давится ими и смеётся, наблюдая, как Неемия Биро проходит в их дом мимо его машины.
По подбородку липким соком стекает гнев.

С тех пор Теренсу снится, как он сжимает сжимает в ладони бледно-жёлтый нарцисс,
а когда разжимает, вместо него на землю падает мёртвая Марта.

             Сколько, говоришь, наград?

             И тянется нить.
Связь исключительно через высшие инстанции.

Отредактировано Terence Eastlake (2018-08-03 04:03:44)