ALBERTINE "TINA" MELISSA BELL // АЛЬБЕРТИН "ТИНА" МЕЛИССА БЕЛЛ
STACY MARTIN
продавец в магазине антиквариата "Нужные вещи"
Я начал смекать, что возраст — это кое-что!
1.03.1965, 25 лет.
Душу надо содержать в опрятности.
// I've got a lot to say but I keep my own counsel
I'd like to spit it out but I won't speak with my mouth full
Будь воля Тины - говорила бы на примитивной клинописи, вдавливая каждое слово жёсткими чёрточками в мокрую, липнущую к коже ржавыми пятнами глину. Амслену хочется верить; от каждого слова на английском - язык распухает поперёк глотки, сдавливает дыхание, звуки пчёлами кусают нёбо.
Тина отбирает чужие куски хлеба в школьной столовой, давится, мякоть взяким пластилином приклеивается к зубам и внутренней стороне щёк, смотрит исподлобья, про неё говорят "ребёнок Маугли" и с издевкой спрашивают, на какой помойке её подобрали родители и забрали у настоящей семьи - огромных, размером с кошку, грызущихся за плесневелую корку когтями и зубами мусорных крыс (они думают, что это должно быть обидно). Тина набивает щёки так, что не может ничего ответить - с полным ртом разговаривать нельзя, тебя разве не учили? Учительница выводит её из столовой за руку.
Хей-Спрингс - маленький город, и это не деревня, но всё-таки важно, не шесть рукопожатий, но всё-таки близко - у Тины и Мириам тёмные волосы и глаза без искры, на каждый вопрос в спину только ровная, по линейке походка, не докричишься.
Ах, да, миссис Белл, конечно.
Она оглохла ещё когда была совсем крошкой, верно?
Всё правильно, кажется, менингит.
Её Тина - странный ребёнок, кажется, Мириам совсем за ней не следит.
Тина протыкает кончиком перьевой ручки тонкую, дешёвую, десять раз переработаную сызнова на старые дрожжи бумагу в школьной тетради, соединяет синим контуром линии созвездий - Брайль ей не даётся, но как было бы славно прощупывать пальцами любовные письма, дотянуться до строчек раньше, чем они ударят по глазам косыми иероглифами сухой граматики, пёстрой и многословной, подушечками касаться отпечатка чужой души. В простоте жестов, символов, знаков она видит лаконичную грубую честность - когда Кит, тонкий до просвечивающей кости мальчик с золотистыми, в рыжину кудрями задаёт слишком много вопросов, она втыкает ручку в его руку и говорит размазывающееся в кашу в хлюпающем зеве рта "дурак". Его болтливые орфографически выверенные по линейке записки, полные вырванными из маминых книжек медово-сладкими метафорами (кто-то сказал, что девочкам такое нравится) Тина рвёт на лоскуты и запихивает в рот, как ментоловую жвачку. От чернил язык и губы обретают синюшный, почти трупный оттенок. Кит ходит с замотанной бинтом рукой и плюётся слезами и ругательствами, называет её сумасшедшей, уставшего отца Тины ещё ждёт проход через кишку школьного коридора к директору: "ваша дочь опять".
Остин Белл - торгаш, у которого в голове только домики из кубиков, буквы, проходя через горло, ложатся в стройные конструкции, для каждой своё место. Они царапают глотку, и Остин всё чаще хрипит, переходя на сиплое бормотание, голос срывается, слова режут наждачкой.
(Тине совсем не завидно от того, что из её рта вываливаются только жабы - и ни одной розы, боже, ни единой, это ребёнок или мусорное ведро?)
Он проезжает один путь на старом раздолбанном форде по пропылённой дороге из Хей-Спрингс в Белвью каждое утро, когда ей пять, раз в неделю, когда ей десять, и раз в месяц в четырнадцать.
К шестнадцати забывает дорогу назад.
В двадцать один перестаёт присылать деньги (изящный способ отметить её совершеннолетие и показать, что дочери пора бы выходить на работу и зарабатывать на хлеба самостоятельно).
Мама протыкает пальцы, в очередной раз перешивая её старую рубашку - не то чтобы им не хватает на новую, но Тина не хочет вылезать из шкуры, носит, пока швы не расходятся, а нитки лезут уродливым макраме, и она точно может сказать, что одежда мёртвых старушек - это не миф, когда ныряет в вываленные посреди улицы пакеты, оставшиеся от миссис Джойс, рак очень вовремя и любезно решил съесть именно её, большое спасибо.
Лающе кашляющая учительница литературы запихивает в списки на лето столько, что кружится голова, а буквы скачут перед глазами надоедливыми мушками. Однорукий ослепший Рочестер хочет увидеть глаза Джейн ещё раз, дурак. Ей больше нравится Хитклиф, и она думает - если повесить на дереве собаку Кита Тёрнера, он наконец поймёт, что она имела в виду? Тина говорит с Богом только перед сном, и просит о какой-нибудь страшной болезни, которая отберёт у неё глаза и глотку, но лишь бы не руки (она подслушала у Пэдди Хейза, что артрит скрутил узелками на иве пальцы его дедушки и ещё месяц не могла уснуть). Тина не хочет становиться человеком, у которого рот никогда не закрывается.
Когда Киту снимают гипс и от острого пера остаётся только тонкий серебристый полукруг шрама, с загаром окрашивающегося в розоватый, он зовёт её на свидание (настырный парень). Тина боится говорить, во рту привкус пшеницы и дрожжей, но она думает - он, наверное, поймёт, это не оскорбление, это новый язык, если сказать наоборот, слова окрасятся ярче, ведь оно работает так?
Тина говорит: "Я ненавижу тебя, уходи", и Кит почему-то хмурит брови до вертикальной складки и действительно уходит. Ей не обидно, он всё равно совсем глупый.
В школе ей суют под руку листовки - психолог, вливающий в свой коньяк критически мало чая, пастор, несколько набожных старушек, на старости лет решивших заняться вязанием, пытаются найти ей место, говорят - может быть, тебе стоит поехать учиться в Белвью, должно быть, там тебе будет лучше. Тина никуда не собирается, Тине и здесь хорошо, у неё и своих мыслей предостаточно. Она думает, что если уехать из Хей-Спрингс, то тогда точно превратишься в сплошное радиовещание, лихорадящее помехами на плохих волнах, когда не можешь скукожить растекающиеся мысли в одно направление. Она думает - уеду, когда починюсь, но ремонт занимает критически много времени (возможно, стоит просто выкинуть этот приёмник и купить новый).
В заросшем неухоженном саду рядом с домом - мама не будет окликать из окна, даже когда стукнет полночь - Тина вырезает из пожелтевших газет Остина старые, выцветшие, мёртвые имена и лица, некрологи, криминальную сводку, новости о дорожных происшествиях. Умершим не нужно придумывать, а смерть восхищает своей резкой, в лицо однозначностью - такое не переиначить, разве что перекопировать другими словами, она понятнее и чётче, чем жизнь.
Тина думает, что, возможно, ей стоит начать учить латынь.
Когда начитавшихся завезённого коммивожёром из соседнего штата новых ветров и веяний Каннингема девочек из соседних домов будоражит глянцевым многозначием таро, а блокноты заполняются кривыми строчками толкований оракула Ленорман, она берёт в руки руны.
Про таких, как Тина, говорят, что им не нужны проблемы и сложности - они их сами себе создают.
Семейное древо.
маменька: Miriam Bell // Мириам Белл, 52 года, давно, счастливо и безнадёжно глухая швея на дому.
папенька: Austin Bell // Остин Белл, 58 лет, коммивояжер, на данный момент вероятно проживает в Белвью, не видел жену и дочь около девяти лет и не особо страдает по этому поводу.
тётушка: Lilian Burke // Лилиан Бёрк, 45 лет, протирает твидовую юбку во всех местных церквях (не определилась), кормит четыре голодных кошачьих рта и торгует едой и туалетом для них же в местном зоомагазине.
//Остальные родственники либо на данный момент уже мертвы, либо не имеют особого значения.
Факты и мелочи.
- Четвёртый год как стоит красивая за прилавком "Нужных вещей", принося магазину исключительно практическую пользу - автомат купли-продажи без интересных историй за жизнь той или иной вещи, если не спросят, молчаливое изваяние во всём остальном, не перепутайте с товаром. В общем, никакого творчества.
- ASL (American Sign Language) на уровне носителя, перешла бы на него целиком, но жители Хей-Спрингс почему-то не стремятся перевести свою речь в жесты и минимизировать необходимость говорить ртом, а жаль.
- Никогда не представляется полным именем, только панибратское "Тина". Не столько врождённое дружелюбие, сколько, опять же, оптимизация - так короче.
- Несмотря на отсутствие каких-либо нарушений слуха и речевого аппарата, имеет очевидные проблемы с говорением и всем, что с ним связано. Иногда выдаёт что-то полностью противоположное тому, что думает, иногда путает буквы местами и в целом понять её крайне сложно. Впрочем, бывают и свои просветления, и порой Тина выглядит совершенно адекватным человеком, способным к коммуникации.
- В Тине осталось очень много от не-такого-как-все-подростка, начитавшегося ужастиков Кинга или, более изящный вариант, рассказов По, поэтому новости о самом настоящем ритуальном убийстве в Хей-Спрингс она восприняла если не с восторгом, то крайне живо, собрала все возможные газетные вырезки на тему и даже какое-то время тихонько грела уши в магазине, когда разговоры посетителей уходили в ту степь.
- Дышит дымом дешёвых Cherokee в подсобке магазина во время десятиминутных перерывов - приблизительно две-три сигареты в день, зависимость не столько физическая, сколько в голове. Пьёт редко, прочие радости жизни не предлагать (согласится).
Сколько, говоришь, наград?
Мёртвая птица падает прямо ей в руки.
Пересмешник, слёток ещё совсем - только выпал из гнезда, кажется, ещё готов открывать пасть, чтобы мать-пересмешница кормила с клюва и ворковала над ним. Ещё тёплый птенец в раскрытых ладонях - приложишь ухо к грудной клетке и начинает казаться, что он дышит (нет). Перья на груди у него мягкие, такими можно набить подушку, чтобы спать без мыслей и сновидений. Она хоронит его в старой коробке от отцовской шляпы - в их доме всё ещё лежат все его вещи, каждая на своём месте - ни у кого рука не поднимается дотронуться, выкинуть ненужное, продать с рук или сдать в Красный Крест то, что ещё пригодится, будто обладатель может вернуться в любой момент и потребовать своё имущество назад, знание останавливает, но ей не снятся кошмары, в голове сплошь отупелая медикаментозная кома и оно становится обезличенным фактом - и закапывает под чахлым кустом на заднем дворе. Под ногтями траурная кайма из чернозёма, пластина надламывается и Бонни думает, что у неё руки как у банши со старых гравюр, которые своим криком предвещают смерть.
(возможно, _ей кажется_, что это действительно так)Карнавал уезжает из Маршалла так же неожиданно, как приехал, и оставляет после себя сорванные ошмётки выцветающих в сепию - стремительно - афиш, огрызки яблок в карамели, окурки на кукурузном поле, музыку и яркие огоньки.
Несколько исчезновений (это только вопрос времени, что не трупов).
"Сука, сука, сука", - она сжимает пальцы цепко, и хочет сжечь ёбаный Крейнхилл, ёбаных ведьм, весь этот ёбаный город просто за то, что они - за то, что она - натворили. С самого начала было понятно, что эта история не предвещает ничего хорошего, у них не будет хэппи-энда, у Маршалла - не будет.Потом она будет глотать ком, проталкивать глубже в горло, отводя взгляд от голубых глаз и голых коленей Эванджелин Хантер - святая невинность во взгляде убийцы, которую она никогда не сможет осудить.Бонни поддевает кончиками пальцев перекатывающуюся листовку, - карнавальная лента старомодной дешёвой бумаги с цирка уродов, ещё пахнущая библиотекой и типографией - и чиркает колёсиком пластиковой зажигалки из магазина рядом с автозаправкой. Пламя поднимается быстро, отливает синим, как детские крошечные костерки из ярких подожженых фантиков, и выглядит красиво, в чем-то празднично даже.
Если повторять её имя много раз подряд, оно превращается в растянутую тянучку, проседающий на языке продавленный водный матрас.
Мэвис. Мэвис-Мэвис-Мэвис.
Некоторые заклинания нужно повторять определённое количество раз для того, чтобы они подействовали - в голове Бонни викканское правило трёх мешается с библейским "око за око", тора с сатанинской библией, а высокие чувства с сексом по телефону на номер, который диктуют в ночном эфире.
Если повторять что-то слишком часто, то оно вообще перестанет что-то значить, превратившись в набор букв, выцветет, приестся, обессмыслится.
Может быть, поэтому Мэвис нравится секс - а у Бонни нет святынь, которые можно десакрализовать и осквернить, ей совсем не страшно.Бензин плещется в каннистре в её рюкзаке, когда она говорит:
- Пэм Роджерс сам в этом виноват, ему бы стоило больше думать о манерах.
(всем бы просто стоило вести себя нормально и тогда всё было бы хорошо)
(это не месть, а предупреждение, они очерчивают свою территорию как животные - свежей, остро пахнущей аммиаком мочой, запах которой не выветрится ещё долго)
(он, должно быть, сам хотел, чтобы его дом сожгли, его жилище давно напрашивалось на поджог)
У Мэвис в пальцах ломаются спички, а на щеках ржавчиной веснушек осели искры, глаза - провалы сгоревших окон, всё прогорело до последней искры, но остались призраки всего, что ты когда-либо слышал и знал.
Должно быть, те парни, что сожгли Золотой храм и Александрийскую библиотеку, просто достигли просветления.
И выше уже только Ян Палах, а через голову не прыгнешь.
(бонни не хватает мозгов на то, чтобы перечислить имена всех президентов штатов и найти нужный город одним тычком на карте, но всех поджигателей она знает в лицо)- Иногда я начинаю думать, что ты - Дьявол.
И тянется нить.
telegram: @polinawrzos
(до других способов связи пинать через лс)
Отредактировано Albertine Bell (2018-08-08 01:13:49)
