Добро пожаловать в Хей-Спрингс, Небраска.

Население: 9887 человек.

Перед левым рядом скамеек был установлен орган, и поначалу Берт не увидел в нём ничего необычного. Жутковато ему стало, лишь когда он прошел до конца по проходу: клавиши были с мясом выдраны, педали выброшены, трубы забиты сухой кукурузной ботвой. На инструменте стояла табличка с максимой: «Да не будет музыки, кроме человеческой речи».
10 октября 1990; 53°F днём, небо безоблачное, перспективы туманны. В «Тараканьем забеге» 2 пинты лагера по цене одной.

Мы обновили дизайн и принесли вам хронологию, о чём можно прочитать тут; по традиции не спешим никуда, ибо уже везде успели — поздравляем горожан с небольшим праздником!
Акция #1.
Акция #2.
Гостевая Сюжет FAQ Шаблон анкеты Занятые внешности О Хей-Спрингсе Нужные персонажи

HAY-SPRINGS: children of the corn

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HAY-SPRINGS: children of the corn » Umney’s Last Case » Mortimer, Rebecca


Mortimer, Rebecca

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

[icon]https://images2.imgbox.com/61/db/OfZWF8X1_o.jpg[/icon]inside me is a black-eyed animal bracing in a small stall.
https://images2.imgbox.com/ee/ac/lzDiholO_o.jpg

REBECCA SOPHIA MORTIMER // РЕБЕККА СОФИЯ МОРТИМЕР
MCKENNA HELLAM
ученица старших классов


             Я начал смекать, что возраст — это кое-что!
14.12.1971; 18 полных лет.

краток век собачий или птичий.
повсеместно смерть вошла в обычай.

       хочется закинуть ноги на подлокотник, опереться на щиколотки так, чтобы не расплывались (неудобно и приходится напрягаться, зато выглядит тонко, легко и изящно), голову свесить с запястья и смотреть мистеру пирсону прямо в глаза, иногда смаргивая нахальность; мне вообще всё абсолютно безразлично, понимаете? под языком осколок миндаля, обнаруженный после завтрака и чистки зубов, а лучше бы мармелад; юбка цепляется за колено — высчитываемым минуту движением её поправить, чтобы не выдать неловкость затёкших ног; я абсолютно расслаблена. у мистера пирсона дурацкие очки в прозрачной оправе, дурацкая фамилия и дурацкие бессмысленные, совершенно заплывшие пониманием глаза; дурацкий кабинет в дурацком белвью, куда джонни привёз её на сеанс час назад, и ДУРАЦКИЕ ВОПРОСЫ; что я чувствую после смерти родителей? хочется улыбнуться, губы свести в тонкую нить и чуть прищурить глаза: ничего не чувствую.

ребекка сидит на краю дивана, боясь лишний раз пошевелиться — будто возможность устроиться поудобнее была только одна, и села мортимер как-то поспешно и коряво, а потому теперь нужно делать вид, что и так хорошо; на лице давится вынужденностью улыбка, взгляд ползает по любой поверхности кабинета, лишь бы не по шарикам чужих глаз. мистер пирсон — ну вафля вафлей — выцеживает из неё по одному слову, бесцеремонно игнорируя уже разлагающиеся вонью трупы неловких пауз. ребекка наклоняет голову на мучительный по затратам сантиметр (и так хорошо) и — «я не расслышал, повторите, пожалуйста» — повторяет, проглатывая окончания: «ну.. мне грустно?». может быть, стоило сказать «плохо»?

       хочется выйти из кабинета, задержавшись у дверного проёма: вы же сами понимаете, что в вас нет необходимости? увидимся в четверг; к силуэту джонни, размытому резиновым летним жаром парковки, приближаться настолько медленно, чтобы с расстояния нескольких метров всё равно разглядеть, как он закатывает глаза. кресло откинуть ещё дальше назад, пристегнуться так, чтобы в случае аварии точно пробить головой лобовое стекло, и попросить побыстрее, пожалуйста, я устала. «пожалуйста» прозвучит так, будто джонни делают огромное одолжение.

в конце сеанса, когда мистер пирсон говорит что-то о похоронах, ребекка пытается вспомнить, видела ли на них гиллема, но нужное воспоминание нашарить не удаётся. терапевта бы встряхнуть так, чтобы впечатления о её зажатости выпали на пол и запрыгали, как бесстыже фальшивые шарики — какие-то разобьются, какие-то закатятся под стол — сказать «собирайте и ищите сами» и закончить час этой нелепой херни наконец-то честно, но не выходит и в этот раз. «он же наверняка всё рассказывает джонни», думает ребекка, спускаясь по лестнице и высматривая из застеклённых пролётов машину гиллема (наверное, припарковался на противоположной стороне, — не видно).
в машине она говорит только «устала», в очередной раз прожёвывая окончание, и на джонни, сидящего слева, больше не оборачивается. ребекка бы проделала с ним всё то же, что с мистером пирсоном и первым воображаемым сеансом, но пока не поняла, чего это будет стоить.

       хочется, как раньше бывало каждый вечер, сидеть на высоком стуле на кухне и болтать ногами, наблюдая за тем, как кубики льда шипят на лимонад и из радиоприёмника, настроенного на весёлую волну, ведущие перебрасываются остротами, и с софией перебрасываться ничего не значащими заметками о ходе дня (сегодня мередит притащила в школу своего кота и хиггинс ей сказал, что кот может остаться, если покажет домашнее задание); отказаться от ужина, потому что худеет (и вовсе не потому, что позавчера рассматривала старые фотографии родителей, где софия похожа на щепку, а ребекке до щепки от себя ещё много чего нужно отщепить). смотреть минут 15 на тыквенный пирог из той самой кондитерской в белвью — софия улыбнётся (знает), потому что привезла не просто так. и сдаться, конечно, а потом облизывать пальцы, липкие от сахарной пудры.

горе проявляется странно: ребекка, например, чаще всего начинает ежедневный обряд тоски с фразы «мы только начали ладить», или видит, как закатные лучи расползаются под стаканом (софия купила этот набор весной), или находит где-нибудь очередную жестяную коробку самокруток, которые отец прятал по всему дому; до сих пор заходить в их спальню неловко, странно, будто в любую секунду вернутся и придётся объяснять, что она ищет (а вот в последние месяцы и таких вопросов не задавали бы). джонни ходит по её дому так, будто их никогда и не было — ни мёртвых, ни живых — ребекка старается на него не смотреть, чтобы не захотелось выхватить из его рук вазу или простигосподивилку оставь их в покое, купи себе своё. злят (кто ты и откуда вообще взялся): шаги, голос, присутствие, привычка задавать вопросы, обращаясь по имени, распорядок дня, еда, которую он выбирает и которую ест, то, что иногда сам выбирает не смотреть, идти по одному коридору, как пользуется ножом, как расставляет банки в подвесном ящике, запах нового освежителя,
через раз работающий замок в её комнате.

       хочется заплатить кому-нибудь из отчаявшихся сотку, чтобы красивое (ребекка себя одёргивает) лицо гиллема стало ещё красивее, может, лучше самой купить биту и ударить его, скажем, по коленной чашечке и потом войти во вкус — или не войти, но всё равно продолжить; мистеру пирсону (зовите меня адам — передёргивает) рассказать, что спит теперь, прислонив к двери комод и положив под подушку украденный из ящика на кухне нож, что каждый раз, когда оказывается с джонни в одной комнате, ищет что-нибудь поблизости, что-нибудь, что можно накинуть на шею или чем проделать во всё той же шее дырочку, из которой кровь найдёт кратчайший путь к воздуху. рассказать, как копалась в его документах и вещах, чтобы хоть что-то найти (не нашла), как забрала ключи от его машины просто так, как забрала ключи от машины отца не просто так, что на прошлой неделе во сне видела аварию, которую наяву не видела никогда, что во сне у джонни были руки в крови, а наяву тем же утром — в мазуте, что теперь каждую ночь бесшумно вылазит из окна, чтобы ненадолго почувствовать себя в безопасности. после сеанса свернуть не в сторону парковки и добраться до хей-спрингса на автобусе, домой вернуться поздно и постучать в дверь, чтобы не узнал, что у неё на всякий случай спрятан второй набор ключей, и стоять у входа, приторно улыбаясь, вместо приветствия сказать «я всё про тебя знаю» и больше ничего не говорить. комод в своей комнате придвинуть как можно плотнее.

ребекка гадит по мелочи — ровно настолько, чтобы нельзя было сказать, рассеянность это или кто-то действительно так по-детски и избирательно мстит; когда вещи джонни лежат не на своих местах (всё просто — им вообще в этом доме не место), а потом вообще нигде не лежат, ребекка выдерживает долгую паузу и говорит «захотелось заняться уборкой». нет, слишком много слов: «хотела прибраться» или «уборка» — свести всё к существительному, говоря о несущественном (так мортимер перед сном отвечает «ночи», если вообще отвечает). джонни в эту игру, конечно, играть надоедает и надоедает быстро, потому забавы множатся и, как ей кажется, усложняются. в сентябре от услуг мистера пирсона она отказывается: у горя срок годности год — видишь, чтобы я горевала, джонни? ничего не чувствую.

       хочется срастить «хочется» и реальность в общее тело, лечь с ним в одну кровать и проснуться наутро с плодами; так ребекка больше не думает о том, дорого ли заплатит за мерзость: скоро 19, и с этим фактом никто ничего не сделает — его не отнять (возраст не разобьётся в автомобильной аварии при невыясненных обстоятельствах). скоро 19, и имущество отойдёт к ней; скоро 19, и джонни перестанет ей сниться в совсем уж отвратительных снах (может остаться в приятных, так и быть); скоро 19, и она будет жить в доме одна, поменяет замки трижды и выбросит ключи все три раза; скоро 19, и больше никто не будет попадаться ей на лестнице, ведущей на второй этаж, только если она не сама позовёт его к себе.

тех, что в детстве пели надо мной,
на ветвях не видно ни одной.

факты так, как нужно, а не как хочется;

софия мортимер — мать, фредерик мортимер — отец; 2 июня 1990 погибли в автомобильной аварии по дороге из белвью, обстоятельства не выяснены, виновные не наказаны. джонни гиллем — ??? (уходи) неожиданно обнаруженный ближайший родственник, назначенный опекуном до совершеннолетия ребекки; может быть, дело в том, какое заманчивое завещание составлено мортимерами, живущшими в хей-спрингсе с момента его основания и связями обзаведшиеся на не один штат и не одну полезность; может быть, дело в том, что они даже по меркам столицы богаты, но по сентиментальной семейной традиции так и не озадачились иным постоянным домом — то ли дело непостоянными. ребекка погружена в себя и теории, в которых не хватает места на события, происходящие в городе — стоит волноваться или нет?
в чём же дело, в чём же дело.

             И тянется нить.
мать хотела назвать меня мультистом, на что я ответил: имя мне эррон.

+7

2

да можно вообще ничего не делать
солнце встаёт в десять
солнце встаёт в ночь


. . .

+1


Вы здесь » HAY-SPRINGS: children of the corn » Umney’s Last Case » Mortimer, Rebecca


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно