Добро пожаловать в Хей-Спрингс, Небраска.

Население: 9887 человек.

Перед левым рядом скамеек был установлен орган, и поначалу Берт не увидел в нём ничего необычного. Жутковато ему стало, лишь когда он прошел до конца по проходу: клавиши были с мясом выдраны, педали выброшены, трубы забиты сухой кукурузной ботвой. На инструменте стояла табличка с максимой: «Да не будет музыки, кроме человеческой речи».
10 октября 1990; 53°F днём, небо безоблачное, перспективы туманны. В «Тараканьем забеге» 2 пинты лагера по цене одной.

Мы обновили дизайн и принесли вам хронологию, о чём можно прочитать тут; по традиции не спешим никуда, ибо уже везде успели — поздравляем горожан с небольшим праздником!
Акция #1.
Акция #2.
Гостевая Сюжет FAQ Шаблон анкеты Занятые внешности О Хей-Спрингсе Нужные персонажи

HAY-SPRINGS: children of the corn

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HAY-SPRINGS: children of the corn » But There Are Other Worlds » [15.07.2023] благими намерениями


[15.07.2023] благими намерениями

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

[icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/b2/cc/31-1563720061.png[/icon][nick]ihwar[/nick]

БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ
15.07.2023 — LONDON — S. SHUE, IHWAR
— Помнишь?
— Помню.
У нас есть своя, общая история, но мы не любим о ней вспоминать.

0

2

[nick]shiloh shue[/nick][icon]http://sh.uploads.ru/gkZ9W.png[/icon][status]СУЧИЙ ПОТРОХ[/status]

Комната дробится на фасеточные грани. Бензиновая, иридирующая поволока ложится на широкий матрац, занимающий четверть помещения, интенсивно переливается в свете настольной лампы, падает в студенческую тетрадь, а оттуда ныряет за веко. Очень уставшее двойное веко, широко распахнутое и не закрывающееся силой воли и литрами закаченного в организм энергетика. Глазу позволяют закрыться, побаюкать сухую боль слизистой в секундном полумраке, затем открывают, чтобы вновь увидеть, мир пропущенный сквозь кристаллическое преломление — каждая фасетка показывает что-то своё: формулы, стрелки часов (01:27), темноту, забившуюся под ногтевую пластину мизинца, насекомое, бьющееся в лампочку (тень-свет-тень-свет) — всё одновременно, без возможности свести воедино фрагменты текущего, настоящего, раздражающего. Шу лениво щелкает пастью и, наконец, отвлекается на мошку, самозабвенно убивающуюся об искусственное 'солнце'. Ловит в ладонь крошечную то ли моль, то ли мотылька. Шаркает босыми ногами по с неделю не мытому полу. Выпускает в открытую фрамугу чешуекрылое. Залипает в ночные декорации лондонских окраин.

Совсем рядом — за стеклом, лето, зенит июля: снега, превратившиеся в ночные облака, кобальтово-чернично-тучное, надвигающееся на мятую луну, цепкие травы, прущие из стыков дорожных плиток, щекотный шелест листьев, удерживающих в ветках ветер, сладкие, манкие запахи, ударяющие по чувствительным рецепторам анимага. А тут, в душной комнате без кондиционера: недоученные билеты, набившие оскомину лекции, сессия, смрадно дышащая в затылок. Скопившаяся усталость от ненормированного рабочего графика в собачьем питомнике (уборка в вольерах, гигиенические процедуры мохнатых четвероногих туш, большие физические нагрузки и ответственность за здоровье питомцев), как-то хитро поручкавшись с активной учёбой в колледже, скапливается в одной точке, в одно время — тянет, вместо койки, на улицу. Шу чувствует, как дёргает поводок на шее, как хочется лакать из дождевых луж, вместо того, чтобы коротать ночь перед экзаменом с горьким 'депрессо' на дне кофейной чашки. Чувствует, как, в общем-то, плевать на то, что вот он, двадцатилетний лоб, едва ли может закрыть первый курс магловского учебного заведения. Как мечта вернуться в Хогвардс безвозвратно остаётся мечтой. Как пробыв три года приблудной шавкой в зачарованном дворце коллекционера магических существ, он безнадёжно отстаёт от учёбы, от жизни, от того, кем мог бы стать. Единственное, что он действительно выбирает — это выучиться на кинолога или хендлера и сейчас у него есть отличный шанс всё проебать.

Когда вид из окна и очертания этого вида вне квартирных стен встают в один трафарет, Шу плавно перетекает в анимагическую форму. Огни Северного Вуледжа сливаются в перемигивающуюся персистенцию всю первую милю, пока чёрный немецкий дог бежит мимо обшарпанных таунхаусов. Район облеплен гаражами-ракушками, подержанными авто, припаркованными прямо на газонах. Здесь в ходу интернет-кафе, букмекерские конторы, уличная торговля и рынки с откровенным барахлом. Всё спит, спит, спит. Первый тревожный лай слышится, когда Шай минует тоннель под Темзой, который ведёт на другой берег. Это Бадди из редких здесь многоэтажек учуял анимага и, пробравшись на балкон, приветственно хрипит. Его подхватывает соседский спаниель, туда же колли, помесь мопса с шарпеем и печальная британка — Леди, кошка, которой не повезло ютиться в одной квартире с двумя псами. Им в ответку прилетает от уличных ребят, которые заливаются лаем так, что даже в интонациях слышится оскал:

завалите там, хозяевам спать не даёте, — кто-то из холёных, домашних гавкает дворнягам, которые пасутся в локальных стихийных свалках Вуледжа. 'сам залепи, Вуди', 'это был мистер Элтон', 'беднягу кастрировали на днях...',  'ах ты сучка',  'да, я сука, тебе что за печаль?'.

Шу трусит вдоль забора с аббревиатурой UKIP* и фыркает. Он развлекается в анимагической форме — переводит скупой язык животных, придавая ему человеческий эмоциональный окрас.
Шайло раздумывает, куда бы свернуть: на Кингсмэн стрит или пробежаться вдоль линий электричек. Переход затоплен больше, чем обычно. Лучше бы повернуть на...

шухер, за нами бобик приехал
допрыгались, ублюдки?
отлов!
они тащат марти в клетку
целься в лицо, кусай в лицо

Шайло в рысь. Магнитом к заброшенной стройке. Безнадзорные псины просачиваются в щели и подкопы. Специалисты в защитных костюмах уже жмут к кирпичной стене тройку лишайных. Фиксируют шеи зажимом. Палевый здоровяк, науськанный корешами, прыгает на сотрудника службы отлова и целится в лицо:

— Идиот, — гавкает Шай на пса и прыгает следом, чтобы перехватить за холку. Боль набухает и заполняет собой весь мир. 'кирпичом', — резюмирует Шу и ползёт на брюхе. куда? где? агхр...

*партия независимости Соединённого Королевства, которая выступает за ужесточение миграционной политики.

0

3

[icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/b2/cc/31-1563720061.png[/icon][nick]ihwar[/nick]

два слога, резкий росчерк палочки, помни, кто ты теперь. нашивка Альгиза под воротником и кольцо, врезавшееся в пальцы, не дает ему забыть...

... страж пускает его в имение с неохотой — Ивар понимает это, когда толкает решетки парадных врат от себя, и электричество забивается колючими иглами под загривок, пуская по позвоночнику ощутимую волну неприязни. ему здесь не рады; его здесь терпят; его держат на цепи как сторожевого пса — если бы это решала Летиция, ему бы отвели собачью конуру, а не отдельную спальню с решетками на окнах. иногда Ивару казалось, что он склонен преувеличивать, но в улыбке его союзницы не было тепла. Летиша никогда не произнесет этого вслух (эхо благородного воспитания приглушало вино, странно, что она еще ни разу не перешла известной грани), и все же... то, что он ей не ровня хорошо читалось в жестах, взглядах, в отчуждении, которое ширилось между ними день ото дня. белая кость, голубая кровь; такие как она уже давно перестали существовать, их имена похоронили еще в двадцатом веке, а прах — развеяли по ветру.

"вы же магл, я не ошибаюсь, мистер...?" — и расчетливый взгляд из-под тени густых ресниц.

даже забавно, что они находили успокоение в одних и тех же вещах при разнице темпераментов. Летиция любила французские вина, а Ивар топил себя в крепком алкоголе (виски, водка, джин, зажигательные смеси прямиком из коктейля Молотова). скоро ему это надоест и приходится переходить на ракетное топливо. благо в жизни поводов столько, что хоть залейся.

Ивар поднимается по каменным ступенькам к парадной двери, тяжелые магловские ботинки отбивают пролет и смотрятся почти святотатственно на светлом мраморе. он ударяет кольцом о дверь и убирает руку прежде, чем металл зашевелится и обовьется удавкой вокруг его руки. змея пробует бронзовым языком прогретый воздух, обдает постояльца шипением, узнавая, а затем снова застывает, свернувшись в кольцо. в первый раз эта дрянь впилась ему в руку и тянула кровь до тех пор, пока Колфинн не выхватил палочку. у Ивара до сих пор не зажил шрам — два белесых прокола на запястье, "метка доверия", что-то вроде бессрочного входного билета. когда двери, наконец, распахнулись, Ивар прошел в холл; зеркала ловили его отражение, шепот портретов смыкался за его спиной.

у тяжелого ростового зеркала он остановился. в отражении — трещина, страшный шрам, идущий от уголка губ до нижнего края челюсти. свирепая внешность Ивара неплохо бы смотрелась в криминальной сводке на первой полосе министерского "Пророка", но до сих пор лидерам СЧ везло. 17 титановых пластин под грубой, дубленой ветрами кожей и чёрные глаза убийцы — такому идти в авангарде, прорубая путь взмахами меча, а не няньчить новичков... но у него это с детства — привычка подбирать подкидышей.

Ивар провел рукой по загривку, взъерошивая волосы, и прочистил горло, отыскивая в кармане начатую пачку.

— а, это ты.

она стояла на крутой лестнице, положив узкую ладонь на резные перила. ведьма — от кончиков пальцев до старомодной остроконечной шляпы. светлые волосы укрыли плечи мягкими волнами; осанка британской королевы и взгляд сквозь прищур — Летиция. пятиконечное кольцо, как у него, было надето поверх ажурной перчатки — с тех пор, как они открыли эту шкатулку Пандоры, Летиция носила его, не снимая.

— вечера. — хмуро отозвался Ивар, выкусывая из пачки сигарету.

— Колфинн тебя ждет. — Летиция подобрала длинные юбки и спустилась по ступеням, ритмичный стук каблуков размечал ее шаги.

должно быть, в молодости это давалось ей ловчее.

ведьма остановилась рядом с Иваром, окинула его оценивающим взглядом и взмахнула палочкой, высекая огонь. Ивар прикурил и глубоко затянулся, вбирая дым в легкие.

— знаю.

губы Летиции дрогнули в неопределенной усмешке. Ивар никогда не знал ее сестру, но видел колдографии в старых газетах, где волшебница скалилась через решетку тюремной камеры, обламывая ногти о железные прутья. они не были похожи — в Летиции не было той низменной животной ярости и голодной тьмы в чернющих глазах. она переносила бы заточение с достоинством, гордо вскинув подбородок и сложив руки на коленях, а не бросалась бы грудью на стены тюремной камеры. но от родства не отмахнешься с легким сердцем. Ивар скорее чуял, чем узнавал ужимки старшей наследницы рода. звероватые усмешки на лице стеклянной куклы. чужие эмоции ей отвратительно не шли.

Ивар подхватил пепельницу с каминной полки.

— он в кабинете моего мужа. — равнодушно произнесла Летиция. — пришлось вынести портрет. супруг очень... чувствительно реагирует на присутствие посторонних.

— я думал, здесь только один его портрет.

— один мы хотели повесить в Министерство.

— вот как. — Ивар выдохнул дымом в сторону и стряхнул пепел с кончика сигареты. — жаль, что не вышло.

— да. — ледяной взгляд Летиции пробрал его крещенским холодом до костей. — действительно жаль.

***

наверное, его бросили на пустыре, потому что посчитали мертвым. Ивар ни тогда, ни спустя пару лет не мог объяснить себе, что его тогда заставило подойти ближе, и зачем он с таким упрямством пытался прощупать пульс под свалявшейся шерстью.

правительственные ловчие тащили бродячих животных в комиссию, особенно не разбираясь в эманациях магического фона; их волновали деньги и выполнение поставленного плана. а найдется ли на пятьдесят голов хоть один анимаг... им не за это платят.

псу сильно досталось — пальцы Ивара в мгновение окрасились теплой кровью. жизнь в доге едва угадывалась, но стоило задеть открытую рану на затылке, как он судорожно задышал, вывалив из пасти язык. было что-то еще, но от запаха шерсти так сильно драло уголки глаз и чесалось внутри черепа, что Ивар легко отбросил эту мысль к остальным, менее существенным.

трансгрессия могла довершить то, что начала служба отлова, но выехавшая из-за поворота машина с красными номерами не оставила ему выбора.

посреди пустыря раздался оглушительный хлопок, а потом они исчезли.

фары черного BMW поймали пустоту.

***

в квартире, которую они снимали на отшибе Лондона, троим было не развернуться. Ивар уступил Догу свой диван и дремал в старом продавленном кресле, пока Колфинн завершал то, что его партнер не успел испортить. целящие чары давались Ивару хуже любых других — ему было гораздо проще сломать кость, чем срастить перелом. когда дыхание спящего выровнялось, Колфинн бросил на Ивара взгляд из-за плеча, но ничего не сказал — покачал головой и упрямо поджал губы, скрываясь за дверью в коридоре.

"не разглядеть анимага с двух шагов, ты спятил?"

"ты понимаешь, что нам придется его убить?"

и — "какого хрена ты делаешь? непростительные милосерднее твоих попыток сыграть в целителя. отойди".

Ивар никогда не был хорош в такой тонкой магии, как исцеление, и потому отступил без боя. главное сражение он выиграл — Колфинн не порывался оборвать мальчишке жизнь по взмаху палочки. по крайней мере, в ближайшие часы.

когда Ивар открыл глаза, стряхнув с ресниц остатки сна, за окном уже стемнело. он перевел взгляд на диван ровно в тот момент, когда веки мальчишки дрогнули, а пальцы судорожно сжались на полинялом пледе.

— эй. — проскрежетал Ивар хриплым со сна голосом. — лучше не двигайся.

Отредактировано Satō Sui (2021-05-20 20:23:15)

0

4

[nick]shiloh shue[/nick][status]СУЧИЙ ПОТРОХ[/status][icon]http://sh.uploads.ru/gkZ9W.png[/icon]

надёжная складная бабочка за голенищем. блаженный оскал рта. колёса таблетированными горошинами отскакивают от стенок черепа. перед глазами агрессивно ебашит стробоскоп —  внутри, сквозь водную гладь, ромбиками бликуют солнечные зайчики.
— а?

неприрученное, дикое techno ему ответом. точкой.
заползающий в рот, ноздри, ушные отверстия саунд, как постскриптум.

— sh-sh-shhh...

выдыхает в чьё-то лицо эквалайзерное искажение звуков из искривлённой (нервно дёргающаяся светомузыка выкусывает нос, бровь, уголок губ и мочку уха) формы рта.

— sh-sh-shhhiloh... — руки расслабленно повисают вдоль боков. на "sh-sh-shue..." счастливо откидывается на большое магелланово облако.

'Ш-ш-ш...у' расщепляется в трансцендентном вакууме (вот он что такое — Шайло Шу), из одного оттенка кислоты дрейфуя в другой. Серотониновый взрыв доставляется лимонными кругляшами с трафаретным смайлом на округлом боку. Тут же томную блондинку авторства Уорхола разрывают на десятки марок — билетики в страну галюциногенного поп-арта приглашающе ложатся на язык. Эпилептический стробоскоп моргает в такт диджейским вертушкам. Дёрганый саунд проникает перорально, внутривенно и воздушно-капельным путём — липкими поцелуями, выхлопами смеха и жгутовой удавкой для самых конченых. Первозданная, незамутнённая радость звенит рождественскими колокольцами, дует в черепа, укрытые шапочками Санты, мать его, Клауса и лезет под меховые юбчонки конфетных девочек, на чьи цветастые браслеты-фенечки-цацки нанизаны квадратно-треугольно-круглые бомбочки MDMA, амфетамина и ЛСД . Из Шу сочится глубокая эйфория, дурь, шиза — она касается чувствительного сгиба плеча посткоитальной вибрацией. Космический, внеземной звук стереотипно зацикливает жестикуляцию, превращая счастливо скалящуюся биомассу в трепыхающихся на ветру аэромэнов. Он дымится кусочком льда в толпе лихорадочно-горячих тел, повинующихся электронному биту и фрактальным узорам на изнанке век. В перекрестьях вен курсирует жгучее

хо-ро-шо?

— fuuuck... — по-детски открытый, изумлённый всхлип растворяется в дабстепной басовой волне. Та надёжно глушит децибелы, переходящие в ультразвук и низкие сердечные частоты. Беспокойный клапан за рёбрами хуярит в гонг реверберирующее doom-doom-m-m, скачет линией кардиограммы острыми пиками, щекоча то возбуждённо покалывающие подушечки пальцев, то коротящий мозг... Властелин танцпола дерёт микшер во все ползунки. Вертак затягивает в солнцеворот виниловую пластинку, изменяя ритмический рисунок из лампового транса в треморную рвань.
и чувствует её.
боль.
Отупляющее, нервное 'ха-ха-ха', больше похожее на хрип, разлетается по сосудам клубных коридоров. Шу лающе смеётся, каждое взрывное 'ха' попадает под бит. В голове с диким звоном прорывает сферу паники, она стеклянно и хрустко крошится под каучуковой подошвой. Хохот перетирается о рёбра в железную стружку. От него темно в глазах. Смех, отчаянный, безудержный, оседает на гортани мучительным
пло—^√\^—хо.

Когда Шайло открывает глаза, то понимает — это не смех. В глотке застревает вой. Шу пытается его продышать, но в пазухи носа попадает слишком много посторонних запахов. Тех, которые ему определённо не знакомы. И те, чьи оттенки он учился распознавать с одиннадцати лет, когда в дом на Уилфорд-роуд, 4., район Саттон, Лондон, пришло письмо из Хогвартса вместе с почтовой совой. Шай силится скрепить между собой куцые обрывки рациональной и интуитивной информации, которая поступает в мозг с первым непроизвольным трепетом век. Это не амфетаминовый приход и даже не сон.
Он слышит незнакомый голос и тело сковывает напряжением. Хочется рефлекторно подобраться, чтобы вовремя спружинить и вцепиться в чужую глотку мощной челюстью. Но по тому, как по мышцам прошла волна конвульсивной боли, он понимает что: 1. анимагическая форма ему сейчас не подвластна, 2. если бы он смог перекинуться, то только в слепого, беспомощного котёнка — таким обессиленным и выпотрошенным себя чувствует. Хуже. Его словно выскоблили на каком-то ином, не материальном уровне, будто применяли ментальные чары...

Шайло смотрит на незнакомца цепко. Как цербер, охраняющий бесплотную душу, порывающуюся сбежать из Аида. Только душу он стережёт свою и нужно умудриться не разлучить её с собственным бренным телом.

'лучше не двигайся' — человек пытается расшифровать интонацию, выудить из фразы враждебные ноты, зловещие обертона. Животное же убеждает не рыпаться, мол, глупый двуногий, хотели бы удавить, то не проснулся бы вовсе. Шу выдыхает всё, что успел задержать в горящих огнём лёгких по пробуждении (непонимание, тревога, надрыв). Тело мягким парафином растекается по неровной плоскости дивана. Запредельная физическая и эмоциональная перегрузка стелется сонной поволокой перед глазами, но анимаг упрямо смаргивает её. Утомлённый мозг, более не обременённый судорожным поиском пути к выживанию, расслабленно подкидывает топливо для дум о насущном: зрелый мужчина в продавленном кресле, небольшая типовая комната со спартанской обстановкой, запахи кофе и алкоголя (Шу удивляется их широкой палитре и, в принципе тому, что мог бы назвать сорта большинства напитков), ещё более устойчивый душок мускуса — острый росчерк юности, которая давно должна бы покинуть неизвестного джентльмена. Любопытно.

В глотке першит. Дикая потребность завыть внутрь себя от бьющей по чувствительным обонятельным рецепторам магии. Те немногие волшебники, что знакомы беглому и лишённому полноценного магического образования анимагу, искренне удивляются наличию у магии запаха. Шай так же чувствует её вибрацию. Имеет нутряное, врождённое знание её характеристик. Осязает её. Приручает. Но будучи заключенным в теле пса долгие годы, он научился её обонять. И в этом расщеплении её на уровни и виды чар есть что-то, что доступно исключительно животным. Нечто за гранью интуитивной магии. Уровень инстинктов, отвечающих за выживание любой ценой.

в пространстве угадывается шлейф целительных заклинаний. и чего-то ещё.., тонкого и древнего, от чего ливер стягивает в узел.

В угол серповидного глаза падает кругляш тёмной радужки. На пледе и подушке отчётливо видна чёрная шерсть. Значит, анимагическая форма для потенциального спасителя не новость. Эта мысль оставляет его подозрительно-равнодушным. С гораздо большим рвением он думает о миске с водой, которую бы досуха вылакал. Лучше бы из человеческой кружки, конечно. По большей части Шу получает от судьбы удары кнута. Пряники он выгрызает с боем, вцепившись острыми собачьими клыками в медово-мятную пшеничную плоть. Вот и сейчас он не верит, что откупится простым 'спасибо' за спасение, за жизнь вырванную из костлявой длани смерти:

— Какие планы на мой счёт? — между мыслями: 'звучит, как приглашение на свидание' и 'где я/кто ты?' Шайло на долю секунды выщёлкивает из реальности. Вербальное общение выбрасывает его на новый виток боли. Складывать буквы в слова, слова в предложения — недооценённый навык, который Шу утратил ещё в момент встречи его затылка с кирпичом в руках сотрудника службы отлова. Возможно, навсегда.

0


Вы здесь » HAY-SPRINGS: children of the corn » But There Are Other Worlds » [15.07.2023] благими намерениями


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно