[NIC]George[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/MbCOv8x.jpg[/AVA][SGN]положенные по двое мужчины и женщины в распятья без страстей.
разбиты ребра. лоб навскрыт. крестины нагих новораздавленных детей.
[/SGN]
- ВОН В ТОМ РЯДУ ЛЕЖАТ, КТО СНИЗУ СГНИЛ.
А В ТОМ РЯДУ ЛЕЖАТ, КТО СГНИЛ В СЕРЁДКЕ.
То, что случается, случается вовремя.
1991, апрель.
Речь людей такова, какой была их жизнь.
Brandon Craven as Bob, Arron Bartlett as George.
Ничто во вселенной не случается однажды.
Эпистолярный эпос запоздалых свидетелей хей-спрингской революции: резиновый запах перчаток, аммиачная вонь, разъедающие кожу химикаты и приветливый апрель. Пока газетные заголовки Америки пестрят шумными расследованиями и кровавыми подробностями, а грядущий май обещает журналистке из Белвью Пулитцера за подробнейший людоедский репортаж, двое стерильных сотрудников той самой фирмы, название которой отдаёт в вашей памяти хлоркой и затёртым клише, заботливо наводят в Хей-Спрингсе порядок.
Spoiler alert: скорее всего, вы не выжили.
we talk like machines
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12016-09-30 12:56:12
- mama taught me better
- анкета: Эррон Бартлетт
- информация: 18 y.o.; школьник;
- Уважение: +363
Поделиться22016-10-03 02:26:37
Дорога. Ветер. Шелест мусора. Жарко.
Воздух влажный, но пахнет от него сухой пылью, которую прожарили на бараньем сале. Запах мерзкий и обаятельный, и Боб сбивается в дыхании. Он смотрит в сторону, когда облизывает губы, и ниже натягивает желтую каску.
Это не потому, что он не доверяет Джорджу, просто Боб не доверяет самому себе. От поскрипывания толстой резины перчаток у него сводит в зубах и в паху, а от знакомых пейзажей подрагивают пальцы.
Жарко.
А на улице прохладно.
Может быть, дело в перчатках. Или в плотной спецодежде. Да, дело в этом.
Наверное.
Боб
26/6/1976
младший менеджер по клинингу
(старший уборщик)Это место — особенное. Это место, оно...
||||||||| ||||||||||||||||||||| со ||||||ой. Я слышу ||||||||| ||||||||||||||| ||| |||||||||||||||||||||||| ||||||||| запах. Я зде|||||| ||||||||| ||||||||||||||| ||||||нь, и ||||||||| д||||||||||||ше я... ||| ||||||аж|||||| ||||||||||||||||||||||||||||||||| ||| ||||||||||||. ||| ||||||||||||||||||||||||||| ||||||||| ||| |||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||| ||| |||||||||||||||
||| |||||| |||||||||||||||||| ||||||||| ||| |||||||||||| ||||||||||||||||||||| |||||| |||||| |||||||||||| ||||||||||||||||||||| |||||| ||||||||||||||| ||||||||| ||||||||||||||||||||||||||| ||||||||||||||| |||||||||||| |||||||||||| ||| |||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||||||||| |||||||||||||||||||||||||||||| ||| |||||| |||||||||||| |||||||||||||||||||||||||||||| ||| ||||||||||||||||||||| ||| |||||||||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||||||||| |||||| ||||||||| ||||||||| ||||||||| |||||||||||||||||| |||||||||||||||||| ||||||||||||||| |||||| |||||||||||||||||||||||||||
||||||||| ||||||||||||||| ||||||||| ||| ||||||||||||||||||||||||||| ||| ||| ||||||||||||||||||||||||||| ||| |||||||||||| |||||||||||| ||||||||||||||||||||||||||| ||||||||||||||| |||||| |||||| ||||||||||||||| ||||||||||||||| |||||||||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||| ||||||||| ||||||||||||||||||||| |||||| |||||||||||||||||| ||||||||||||||| |||||||||
||||||||| ||||||||||||||||||||| |||||| |||||||||||||||||| ||||||||||||||| ||||||||||||
Текст испорчен. Смято. Выкинуто.
Они — Боб с Джорджем — стоят у самого края города, где их высадили согласно контракту. Боб смотрит на свежевспаханную землю, парящую от солнца. Задерживает взгляд на влажных комьях дольше необходимого. Это помогает отвлечься. Весь остальной город вызывает лишь странное наваждение и острое чувство дежа-вю.
Давно забытое чувство, надо сказать. От него совсем не хочется избавляться.
— Помню это место еще с семьдесят шестого, — говорит он Джорджу, пока они стоят в стартовой зоне. Здесь они прикидывают и гадают, каких объемов срач ждет их за первым же поворотом. Это важная часть их работы, на которую отведен целый раздел правил и аж три страницы протокола. Там так и написано: срач.
Боб не обязан ничего объяснять. Но он чувствует: должен хотя бы обозначить, что это правда.
Про бойню в Хей-Спрингсе до сих пор ходят байки. Дважды в одно место не посылают.
Это такая редкость, что на этот счет даже нет приметы. Хороший знак или плохой? Сперва Боб решил, что они все знают и укусил себя за большой палец. Потом подумал, что это провидение. Зов. Предназначение. Не только его, но и Джорджа. Хотя Джордж, наверное, не в курсе. У него наверняка, как и всех прочих нет чувства прекрасного. Этот город для него — обычное место, которое надо убрать.
Боб чувствует злость и ревность. От них тоже не хочется избавиться.
Избавиться хочется от Джорджа, но пока что они стоят в стартовой — чистой — зоне. Они стоят и старательно пялятся в пустоту улицы. По правую сторону у тротуара стоят покосившиеся столбики с прибитыми табличками. Краска облупилась, но слова видно. ОБЛАКО... ДНЕМ... СТОЛБ... ОГНЯ... НОЧЬЮ. Может быть, в этот раз сменные таблички приготовили заранее. В прошлый раз пришлось писать заявку на их изготовление.
В прошлый раз. Много лет прошло. Тогда Боб даже не брился. Сейчас у него двухдневная щетина, которой больше пятнадцати лет. И глаза, которые видели столько кишок, что ими можно перевязать Землю кому-нибудь в подарок. Но ничего подобного он больше нигде не встречал.
Раз за разом, вызов за вызовом; Боб искал что-либо, хоть отдаленно напоминающее Хей-Спрингс. Находил только изуродованные копии и маленькие (слишком маленькие) осколки совершенства, которые бережно охранял от посягательств. Собирал. Хранил. Работал.
Боб
26/6/1976
младший менеджер по клинингу
(старший уборщик)Это место — особенное. Это место, оно...
Оно говорит со мной. Я слышу его голос, я чувствую его запах. Я здесь уже пятый день, и чем дольше я... Я дважды возвращался в офис. В последний раз я забрал кое-что с собой.
Я не должен был, я знаю правила, но ни одни правила не могут мне указывать, когда речь идет о чем-то настолько прекрасном. Я не могу оставаться в стороне и спокойно наблюдать за тем, как оно гибнет. Личные ящики не проверяют.
Вне ящика оно в опасности. Я в опасности. У меня есть несколько суток на то, чтобы найти надежное хранилище. Убежище. Они никогда не должны найти его.
Они никогда не должны найти меня.
— Интересно, где на этот раз весь срач, — думает Боб вслух, хотя и лжет в том, что ему всего-лишь интересно. Ему жарко. Тесно. Жжется.
— В прошлый раз — на главной площади.
Поделиться32016-10-20 17:01:56
- mama taught me better
- анкета: Эррон Бартлетт
- информация: 18 y.o.; школьник;
- Уважение: +363
[NIC]George[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/MbCOv8x.jpg[/AVA][SGN]положенные по двое мужчины и женщины в распятья без страстей.
разбиты ребра. лоб навскрыт. крестины нагих новораздавленных детей.
[/SGN]Апрель палиндромического (Джордж выучил это слово, когда на предыдущий день рождения ему презентовали крохотную книжонку «100 явлений, названий которых вы не знали») 1991 года: резкое потепление, пресса, перемалывающая истончившиеся кости Советского союза (когда-то Джордж даже думал вступить в коммунистическую партию, выписывал People's World, пытался прочитать Маркса), шелушащийся нос и небрасский кровопролитный взрыв, прогремевший не только на всю Америку, но и на остальной мир.
Власти, вероятно, больше всего опасаются подражателей.
Джордж трёт нос резиной перчаток и чувствует, как по правой ноге чуть ниже колена сползают капли пота — форма функциональна лишь в качестве защиты, но никак не комфорта. Голова гудит, воздух густеет, солнце дрожит.
Джордж
5/4/1991
младший менеджер по клинингу
(старший уборщик)Марта перед отъездом всунула мне свою фотографию (кажется, она до сих пор рассчитывает на свадьбу). Боюсь её огорчать.
Марта узнала, на какую точку пришла директива из Офиса. Хей-Спрингс. Смотрел вечерний выпуск новостей, когда репортёры с перекошенными лицами докладывали обстановку: кадры с вертолётов, кричащие люди, горящие районы. Когда я слышу о таких побоищах, удивляюсь, почему города целиком не обводят мелом.
Марта сказала мы это переживём, я не понял, что это значит, но кивнул. Каждый выезд для неё как первый. Это начинает раздражать.
Хотя это, мать его, целый город.
Когда машина останавливается на отдалении от таблички — добро пожаловать, дальше неразличимый текст, внизу 7OOC с заляпанной крайней цифрой (долго раздумывать не нужно, 7 тысяч) — Джордж выворачивает голову направо, провожая взглядом асфальт, провалившийся аккурат под кривым приветствием. До въезда ещё добрых полкилометра, думает он, оглядывая голые огрызки земли и замшелый горизонт, не замаскированный полевой растительностью.
Джорджу кажется, что он находится в бане: вокруг влажно, склизко, солнце нахлобучило на город колпак и испарения гуляют в районе глаз, капли пота продолжают бегать и стекать в башмаки, Боб, судя по лицу, только не в восторге от температур. Время от времени по дороге пробегают тучные тени — Джордж пока не уверен, облачные ли это следы или какие-то другие.
— Что здесь было в семьдесят шестом? — эхо отбивает ритм по пригретой макушке и отдаётся головной болью.
Джордж
10/4/1991
младший менеджер по клинингу
(старший уборщик)Часы сломались.
Говорят, это были дети. Грёбаные дети с ножами, камнями, коктейлями Молотова; один засел на перекрёстке и отстреливал всех проходящих и проезжающих, другой со всей дури врезался на пикапе в витрину магазина, был какой-то на тракторе — переехал человек 80 до того, как его самого не пристрелили.
В школе задавали читать о чём-то похожем — о каком-то повелителе или о мухах, какая разница — все эти детишки на острове, не помню точно. Интересно, а об этом книгу напишут?
Тени бегут, припрыгивают, обгорают, как шелушащийся нос Джорджа. Зуд невыносим — приходится снять перчатку с правой руки, расчесать (по ощущениям — до крови), натянуть перчатку обратно, но зуд не проходит.
— Как думаешь, сколько на это уйдёт времени? — Джордж отрабатывает неловкость дежурными вопросами.
Он сбивается с намеченного ритма, идёт чуть быстрее — кажется, что неуловимый душок становится гнилостнее,— первые стены замурованного безумия подплывают всё ближе. Солнечный диск выхватывает очередную тень — на этот раз Джорджа, тень пересечена бетонной трещиной и проходит аккурат по линии шеи. Нос опять зачесался.
Поделиться42016-12-06 18:38:34
Джордж, конечно, глуповат, и Боб давно привык относиться к нему, как младшему брату. Младшие братья никогда не дотягивают до старших, и их постоянно приходится тянуть, учить и натаскивать. Это легко делать, когда младший брат живет у тети, а ты — у двоюродной бабушки; как-то так в Офисе и выходило. Боб обнимал личный ящик. Джордж порою отлынивал от работы. Их листки направлений почти не пересекались.
Здесь Боб снова вспоминает, что такое "учить". Он не может простить, что за все время работы в Компании Джордж так и не научился ничего чувствовать.
Естественно, Боб имеет в виду чувствовать что-то правильное, а не ту обычную чушь — жалость или отвращение, или — упаси от беды — сухой долг. Чувства в подобных местах должны быть иными.
Боб
27/2/1977
младший менеджер по клинингу
(старший уборщик)Оно снова снилось мне. Я стоял там, среди площади, когда услышал его. Это место. Оно умеет говорить. Оно умеет слушать. Оно шептало мне на ухо.
Его дыхание теплое и сладко пахнет. Запах вареной кукурузы. Оно мягко и нежно держит за плечи. Оно возвышается так высоко, что укрывает весь мир. Под ним ты как под куполом. Купол защищает, стережет, ценит, любит. Никогда не чувствовал такого.
Кейт ушла. А оно готово на все ради того, чтобы я остался. Я — тоже должен быть. Ему нужно питание. У него раскроен череп.
Я нашел череп там. Ему не хватает нескольких кусочков.Я убрал всё. Я так и не нашел тех, что подходили бы.
Мой кошмар. Каждый раз, как я открываю ящик, я встречаюсь с ним взглядом.
Я должен найти их.
Прошло пятнадцать лет, а Боб до сих пор не знает, как описать то ощущение комфортной безопасности, возникшее посреди главной площади. Он знает одно: ни одна женщина не вселяла в него их, и ни одной женщине он не мог их вселить. И ни один мужчина. Может быть, отец мог бы. Настоящий отец.
Боб не может подобрать слов даже теперь, и это его злит. От вопросов хочется отмахнуться. Боб думает: сам увидишь; сам все поймешь; сам все прочувствуешь. Однажды, когда ты пройдешь между этими домами, ты услышишь голос. Этот голос положит тебе руки на плечи, и ты ни за что не захочешь уходить. Больше того, ты захочешь для него умереть.
— Здесь было то же самое, — Боб все же не отмахивается, но говорит так, чтобы дополнительных вопросов не возникло. — Знаешь, некоторые истории просто обречены повторяться.
Некоторые просто обречены вернуться.
Боб возбужден. Перед ними открываются первые виды приближающегося города. Еще немного, и они увидят то, что здесь произошло. Боб не ревнив. Такое чистое и светлое чувство не оставляет ни единой возможности ревновать. Боб даже не думает, что все это произошло из-за этого места. Боб уверен, что один такой.
И все равно мысленно обещает Джорджу, что тот поймет. Почувствует. Узнает. Боб верит, что Джордж почувствует все это только для того, чтобы затем умереть.
К чему он ревнует, так это к самому городу. Он готов своими руками задушить Джорджа за одно только сомнение в этом месте. Может быть, получится вручную выпилить из его черепа нужный кусок. Может, его плоть пойдет взамен всей той, что испортилась за прошедшие года.
Часть костей искрошилась — их тоже приходится искать. Они такие прекрасные, когда правильные, что их сразу же видно. Только Джордж не поймет. У него нет вкуса.
Череп у него тоже неправильный. Поэтому Боб молчит и надеется.
Может быть, правильный череп лежит здесь. Так же, как и тогда. Может, оно снова положит руки на плечи. От предвкушения у него искрятся резиновые пальцы.
— В прошлый раз я справился один, — говорит Боб. Он произносит это веско, но без обвинения — как предложение: "Хочешь уйти? Валяй". — Не важно, сколько уйдет времени. Это место заслуживает быть чистым.
— Что тебе нравится в городах? — спрашивает затем Боб.
