c./ unknown

BRENDA ANNE HATTIE // БРЕНДА ЭНН ХАТТИ
SOPHIA LILLIS
школьница-королева-полей

             Я начал смекать, что возраст — это кое-что!
3 марта 1974 года, 16 лет.
             Душу надо содержать в опрятности.
Бренда Энн Хатти терпеть не может физический труд — от крови на стертых подушечках пальцев не спасает ни вазелин, ни пластырь, — кому, как ни ей, это знать. На заднем дворе в Скоби у Бренды пятнадцать акров морозостойких посадок, за которыми надо следить и которые перейдут ей в наследство (в самом, разумеется, страшном сне) наряду с глубоким комплексом неполноценности и специфически изуродованными истинами (в страшной, разумеется, реальности). На каждый полуобморочный вздох Бренды перед работой в огороде у патлатой матери десять импровизированных пословиц, в которых обязательно фигурирует имя дочери, аргумент в пользу выращивания сахарной свеклы и железобетонное право лишить Бренду Энн Хатти ужина — в отместку, стоит первым грязным головищам желтых брюкв появиться из-под земли, Бренда беспощадно раскрамсывает их тяпкой, впадая в беспамятство, воображая на месте разбитых остатков своё собственное лицо. Так справиться с чертовски несправедливой картиной мира становится немного проще, пусть и на каких-то пару часов, пока худая, похожая в своих белых холщовых рубашках на приведение, мать не начинает кричать с бескрайних засеянных полей.
Бренда Энн Хатти — вопиющая беднота, за что получает в школе Скоби прозвище «брюква». Одноклассникам кажется смешным напрашивающееся сходство больно стянутой гримасы Бренды и уродливыми овощными боками, добавьте к этому вопиющие рыжие волосы Хатти, неуместно торчащие из хлипко собранного хвоста, бесконечную россыпь веснушек, активных в любое время года, одежду, купленную с рук на гаражных распродажах или подлатанную за старшими детьми, постоянно голодные глаза — и у Вас в руках оружие массового поражения самооценок всех девочек от одиннадцати до пятнадцати лет. Внутри атомного взрыва подавленная детская сексуальность Бренды Хатти выливается в ничто (мать прикладывает к этому максимум усилий, внося спортивные бюстгальтеры под страшный запрет) — мальчишески скроенное тело совсем скоро начинает меняться, но Бренда этому не рада: возможность отказаться от дырявых штанов приводит ее в ужас, так что про первые полгода о ее половозрелости не знает никто, включая любопытную мать. Когда факты буквально вываливаются из детских застиранных футболок, а мать с сёстрами находят себя за пустыми разговорами об этом каждый вечер (суля Бренде Энн какого-нибудь местного алкаша),  Бренда находит способ чувствовать себя не так отвратно — цепкие худые пальцы пару раз вырывают чужие кошельки, которые плохо лежат. Бренда Энн — повелительница денег, нефтяной магнат и гребанная богачка! — на это слетаются все, кто называл ее ещё недавно брюквой. Бренда делает тайники, оставляя сладкие сокровища для новых друзей. Бренду никто не обведёт вокруг пальца! Ха!
В королевстве конфет и шоколадных батончиков, которыми Бренда набивает лишние десять килограммов своего тела, никто не говорит о сахарном диабете — бесконечность углеводов и сахаридов прерывается только от отсутствия денег, которое Бренда восполняет на раз. Любая кража, на которую идёт Сахарная Брюква, логически спланирована до мелочей (она в этом свято уверена) — Бренда всегда знает что, где и как — ей кажется, что в этом есть предназначение, в отличие от пятнадцати акров выращиваемой хрени на огороде. Бренда мнит себя золотой гайкой в заржавевшем механизме Скоби, пока собственная ущербность не бросается очевидно в глаза — Бренде Энн Хатти тринадцать лет, и она впервые оказывается абсолютно одна под пищащими приборами и лампами холодного света. У Бренды спрашивают: «Ты знаешь, что такое инсулин?» и медикаментозный запах впечатывается в кожу.
Скупое на радость существование Бренды сводится к алгоритмическому процессу по удержанию сахара в крови — через несколько месяцев подушечки пальцев теряют всякую чувствительность от постоянных проколов; писк глюкометра Бренда жалует лучше трелей будильника, а инсулин, заложенный в шприц, надежно прячется в школьном пенале посреди цветных карандашей. Бренда в безвоздушном пространстве вся в испарине — гору съеденных шоколадок Бренда Энн первоначально прячет в чужие поступки, после мать узнает правду со слов слишком любопытных соседей, а Бренда слишком расстроена тыквенным рагу, чтобы выдумывать что-то новое. В семье Хатти трагедия, но Бренда не понимает масштабов — она ничего не сделала, просто купила себе пару шоколадок (пару тонн шоколадок). Ее не поймала полиция, никто в Скоби не ловил ее за руку (хотя уже начинали о подобном судачить), и тем более, мама должна Брендой гордиться — она же супер! Но у матери Бренды свой взгляд на все: она рассказывает дочери притчу про очень глупого мула, которого зовут Бренда Энн (от неожиданности дочь прыщет смехом в свою тарелку с расковырянной тыквой, но мать это не останавливает) и который воровал чужие сосиски, а потом говорит, что Бренде нужно уехать к отцу. До конца ужина Бренда и пятеро ее сестёр молча сидят за столом, ковыряя вилками полупустую посуду.
Невидимая вуаль материнского предупреждения оказывается закалённым стеклом — первые осколки из разбитого сердца Бренда Энн фанатично вытаскивает на заднем сидении старого бьюика, когда мать садится за руль впервые за много лет. Вместе с Брендой на заднем сидении все её барахло, выпотрошенное из комнаты холодными материнскими руками. Среди кучи ненужных вещей, которые Бренда бы с радостью оставила в материнском доме, младшая Хатти вдруг думает о том, что многое бы взяла с собой — пяток куриц из сарая, которым рассказывала самые страшные секреты, недозревшие тыквенные головы, в которых любила собирать мелких улиток, знакомые улицы города, где ни раз сбивала в кровь коленки и ещё много всего. Вопреки предсказаниям матери, уезжая из Скоби, Бренда не чувствовала себя на пороге чего-то нового и замечательного, скорее наоборот — обреченная печаль физически вдавливала похудевшие плечи в обивку салона. Отчаянный детский вопрос: «Когда я смогу вернуться?» мать оставляет без ответа, повернув старую кнопку радио — все восемьсот девяносто три километра до Хэй-Спрингса они обе молчат.
Отец оказывается ровно таким, каким Бренда может представить себе его, сидя на заднем сидении маминой машины: несуразный, небритый, в сальной замызганной майке, с кепкой на голове. Отца в последний раз Бренда видит на седьмой день рождения, то есть, ровно полжизни назад. Для неё Брайан — абсолютно чужой человек, и Бренда скрещивает пальцы на коленках в надежде, что для него это тоже временная мера. Бренда Энн и ее отец Брайан Хатти должны остаться марионетками в кукольном спектакле матери, где каждому уготована роль, но Бренда ещё не подозревает, что уходит играть в совершенно другой спектакль.
На прощание мать обнимает Бренду, сухо целует ее в щеку и просит быть хорошей девочкой. Образ Брюквы из сознания матери уже не выкорчевать.
Брайан урод — каждый синяк на теле Бренды кричит об этом так громко, что она замазывает пахучим пигментированным кремом их синие рты. Ленивый, жестокий тиран, на редкость успешный в плане физического насилия, перекраивает подростковые истины на раз — Бренда Энн Хатти ловит себя на мысли, что работа в акрах вспаханной земли — не худшая участь. Первые полгода Бренда постоянно звонит матери и просит забрать ее домой, обещает быть хорошей девочкой и помогать по хозяйству. Потом о звонках Бренды узнает Брайан и череда телефонных гудков обрывается. Брайан возводит клетку, вешает на неё амбарный замок, Брюкву помещает в центр. Брайан сможет все исправить, ему просто не хватает времени: он вылечит Бренду от злых помыслов, сделает из неё хорошую дочку, они с мамой будут ей гордиться. В покаяние (не себе или отцу— общему) Бренда фантастически врет и оправдывает, сквозь железобетонную стену медленно доходя до феномена вины собственной. Это Бренда Энн Хатти. Это Брюква. Это она во всем виновата. Это то, чего она самом деле заслуживает.
Бренда Энн Хатти ненавидит кукурузные поля, Небраску и собственную жизнь.
             Сколько, говоришь, наград?

             И тянется нить.
tlgrm: evavilkina

Отредактировано Brenda Hattie (2018-08-08 07:54:59)