ELI GREGORY REED // ИЛАЙ ГРЕГОРИ РИД
NEIL NEWBON
владелец компании CyberComm
Я начал смекать, что возраст — это кое-что!
35, 17.08.1955
Душу надо содержать в опрятности.
И потом он говорит, я не могу так, Илай, прости. На самом деле Шон говорит, смотри, твой любимый размер, вручает ему черный дилдак и скрывается за соседним стеллажом с разномастными флаконами смазки, только четверть которых ему знакома. Рид смотрит на увесистый член в своих руках и думает (думает, о сырье, которое использовалось при производстве 20ти черных сантиметров с натуральным рельефом), что сегодня придется перебрать много документов. Самому. Потому что доверять это дело кому-либо еще кажется ему нецелесообразным.
Потому что доверять это Мартину кажется смертным приговором. Он не хочет слышать, я же говорил, он совершенно точно не вытянет прямой, вскрывающий черепушку взгляд. Они были вместе слишком долго.
— Вам помочь?
— Да... нет, простите, я уже ухожу.
А потом он задевает коляской стенд с презервативами и целая охапка резинок летит на него сверху.
Он ненавидит свое имя чуть больше, чем необходимость ежедневно принимать помощь, чтобы забраться в душевую кабинку. Он использует только его, не позволяя себе даже такую слабость.
Медсестры стараются не заходить к нему чаще необходимого, его даже не проверяют между приемами пищи, оставляя эту обязанность на недавно поступившего коллегу, который умеет говорить с этими. Илай хамит лечащему врачу, посылает Шона поболтаться на самом большом вибраторе, который есть в коллекции местного секс-шопа, и целый день убивает на то, чтобы пошевелить пальцем на левой ноге. Доктор говорит, вам повезло, чувствительность ниже пояса восстанавливается. Потом он замечает, покосившись на Шона, но еще несколько месяцев вам запрещены нагрузки.
Как будто на то, чтобы перекладывать бумажки, он тратит все свои силы (да).
В первый раз после аварии он чувствует возбуждение в очень неловкой ситуации — медсестра проверяет перевязку, Каррагер проверяет иски. Видя испуганный взгляд женщины, Рид смеется так, что начинают ныть недавно сросшиеся ребра.
Шон смотрит на него искоса, но все с тем же опасением. Рид знает подноготную каждой гиены, сидящей за столом, поэтому совещание заканчивается очень быстро. Он чистит ряды тех, кто готов разорвать его в клочья и не моргнув глазом шантажирует партнера двумя любовницами, одной из которых, какая удача, еще нет двадцати одного. Спустя неделю в его руках 95% акций и реорганизация.
Подчиненные начинают понимать происходящее, когда меняется внутренняя политика расчета заработной платы — теперь он платит за верность и платит хорошо (плюс проценты за сверхурочные).
Мама́ говорит, я убью твоего партнера и сожгу его останки. Отец не понимает всей подноготной, но согласно мычит на заднем плане. Впервые за два года Илай соглашается на семейный обед.
Они знакомятся на презентации нового продукта, на которой все сливки взбиты до состояния сгущенного крема — визитница пустеет с каждым новым рукопожатием. Илай Рид уверен, что в штате нет привлекательных геев слегка за тридцать, поэтому сразу же предлагает поехать к нему. Через несколько дней Шон приводит нового адвоката, который будет представлять их фирму в суде.
Рид улыбается криво, уверенно жмет протянутую руку и в тот же вечер буквально затаскивает в лучший ресторан города. За великолепным стейком и сухим красным они разбирают грязное белье истца и ни разу не говорят о постели.
В 4 утра, запивая великолепное сухое первой попавшейся жестянкой пива, Илай оглядывается на смятую постель и не отдает себе отчета в том, почему посылает Шону мысленную благодарность. В голове пусто, в желудке тоже и он подумывает о совместном завтраке. Смятый пиджак Мартина валяется на пороге комнаты. Рид все еще помнит, как подчеркнуто осторожно расстегивал дорогие запонки и поправлял ворот белоснежной рубашки, прежде чем содрать ее вниз по плечам и кинуть бесполезной тряпкой на пол. Ему нравится раздевать его, прослеживать пальцами складки одежды, звенеть пряжкой ремня и кусать шею под удавкой галстука. И быть абсолютно безразличным к ценнику тряпок
Он нанимает частного детектива, когда самолично проверяет бухгалтерию и находит в бюджете Шона неплохую дыру. Клубок начинает разматываться.
Мама́ Сара говорит, возвращайся домой, компания проживет и без тебя. Отец смотрит на ту искоса и бубнит в бороду о том, что это не женский разговор. (Получает скалкой по темечку и больше не комментирует.) Илай прекрасно знает, на что способна женщина, взявшего его под опеку, когда отец пустил себе обойму в глотку. Поэтому за едой они больше не говорят о делах.
Он не говорит ему, мой партнер нанял человека, чтобы отправить меня на тот свет. Они вообще не обсуждают это. Ни когда его выписывают из больницы, ни когда Мартин готовит основательный, разгромный иск на Шона МакКинзи. Покушение на убийство, подделка документов, кража в особо крупных размерах, финансовые махинации. Секс с несовершеннолетними.
У него оснований наберется на долгий, очень долгий срок. Отстукивая на ручке коляски незатейливый похоронный ритм, Илай ощущает вовсе не нагрянувшую справедливость. То, что он чувствует, читая конечный вариант документа и прислушиваясь к чутким пальцам, разминающим уставшую шею, вообще лучше не озвучивать.
Очнувшись спустя двое суток после операции, Илай понимает, что лучше бы умер. Это осознание бьет под дых лихорадочно взлетевшим писком приборов. Каррагер срывается с места, чтобы позвать лечащего врача. В первый и последний раз Рид молится о том, чтобы тот не успел.
Это сложно. Пока в палату не набилась вся семья, уже сообщившая через врача, что вылетает немедленно, это чертовски, мать его, сложно. Рид боится смотреть на Мартина, ловит нервное пожатие пальцев и боится смотреть. У него земля из-под, ха-ха, ног выбита. Летит с орбиты хреновой кометой в хреново никуда. Он понятия не имеет, что делать с телом, впервые настолько слабым и беспомощным. Беспомощность ощущается на уровне, я не хочу, чтобы ты видел, как я ссу под себя, свали бога ради. У Мартина, должно быть, профессиональная деформация сознания — не то он фильтрует бред чередой сложных умозаключений, не то вообще пропускает мимо ушей вместе с, пожалуйста, уйди. Не уходит. Упрямства в нем хватит на всех Ридов вместе. На всю семью Куза. Сара смотрит на их композицию с минуту, а потом кивает чему-то. Молча. Под ее глазами — размазанная тушь, сливающаяся с синяками. Илай не знает, спала ли она хоть ночь с тех пор, как узнала. И ему стыдно.
Сара говорит, пошел вон, мальчик, мне нужно поговорить с сыном. И все это подчеркнуто ласково, будто и не посылает лесом. Не посылает, он уверен. Хамит она иначе. Мартин упрямо смотрит в ответ, и тут Рид ощущает некоторую степень гордости. Сара, мачеха, взявшая под опеку сына застрелившегося ветерана войны, может взглядом свернуть горы, шею и новый выпуск Times, чтобы вломить нерадивому мужу по темечку. Отец, к слову, тоже идет гулять в коридор. Илай еще видит, как тот пожимает Мартину руку, а потом дверь палаты закрывается и плечи сдавливают дрожащие пальцы.
Шон МакКинзи найден в номере отеля с простреленной головой. Илай ощущает некоторую ностальгию, хотя Сара напрочь запретила смотреть фотографии места самоубийства его отца. Идеальный иск отправляется в ящик стола крепким напоминанием.
Спустя месяц шумиха не унимается, Белвью стоит на ушах. Поэтому Илай мужественно собирает все запчасти от коляски и уезжает в Хей-Спрингс, навестить пыльные углы отцовского дома. Сара категорически против, но кто ее спрашивает. (Он и спрашивал, множество раз, пока Мартин не уложил трубку на рычаг, напомнив о том, что ему уже 35.)
Рид понятия не имеет, почему Каррагер все еще с ним. Он консультировался с врачами и они пришли к однозначному выводу — ходить он не сможет. Чудо, что вы сохранили чувствительность, мистер Рид. Хорошо, что вы обратились в нашу частную клинику, мистер Рид. Он слышит, странно, что у вас до сих пор стоит, мистер Рид.
Илай мысленно возносит Мартина на пьедестал терпения, спустя три месяца совместной жизни уже не боится увидеть прощальную записку и собирается пригласить его на семейный обед. Сара недавно перебралась со всей большой семьей (две сестры, три брата, отец и выводок кошек в количестве трех штук) в Париж, чтобы плотнее заняться делом всей жизни — пошивом мужских костюмов, и присылает на Рождество комплект-тройку. Илай получает открытку и бутылку вина, потому что все Куза знают, он терпеть не может костюмы.
17.09.1955 — Саманта Рид умирает родами, Стивен Рид называет сына в честь ее отца.
Семья Куза переезжает в Белвью по стечению обстоятельств, главным из которых оказывается желание отдалиться от шумной жизни более крупных городов. Они обустраиваются в Белвью за год до самоубийства отца Илая.
17.09.1958 — отец Илая застрелился, оставив трехлетнего сына сиротой. Семья Куза сразу же забирает мальчика под свою опеку.
С 1958 по 1989 живет и работает в Белвью (отлучаясь в университет), не собираясь возвращаться в Хей-Спрингс до последнего.
Заканчивает University of Nebraska Omaha по специальностям "Электротехника" (электроника) и через несколько лет "Бизнес-администрирование".
Некоторое время работает на сторонние компании и предприятия, успевает получить опыт работы на Apple, но достаточно скоро понимает, что хочет свой бизнес.
В 1985 открывает собственную фирму вместе с бывшим сокурсником (Шон МакКинзи), начиная заниматься ремонтом и обслуживанием первых рабочих станций и полноценных персональных компьютеров, появившихся с выпуском Apple Macintosh. Расширяет область работы, затрагивая тему кибербезопасности, на тот момент находящуюся только в зародыше. Успешно развивает компанию с помощью инвестиций матери, впоследствии вернув все до гроша.
17.08.1988 — после шумного празднования дня рождения Илая сбивает машина, водителя которой так и не находят. Впоследствии оказывается, что человек был нанят совладельцем компании. Дело о покушении не заводят, поскольку на тот момент нет никаких доказательств.
17.07.1989 — переезжает в Хей-Спрингс, занимая старый дом отца. Спустя пару месяцев Илай находит недостачу в бюджете компании и узнает, что покушение на него организовал Шон МакКинзи, сокурсник и совладелец.
17.08.1990 — Шона МакКинзи находят мертвым в номере отеля. Полиция считает это самоубийством.
Сара Куза (60) — мачеха, держит собственное ателье в Париже и владеет несколькими магазинами в Белвью;
Гордон Куза (67) — отчим, совладелец ателье, на данный момент на пенсии;
Дина и Лайла Куза (29) — близняшки, работают с матерью в мужском ателье;
Давид (32), Натан (38) и Самон Куза (35) — юрист, дизайнер-декоратор и секретарь-референт.
Стивен Мэттью Рид (37) — отец, выпустил обойму себе в глотку, когда Илаю было 3 года, жил и умер в Хей-Спрингс;
Мэттью Грегори Рид (57) — дед, воевал, спас семейство Куза, сам погиб в перестрелке уже в мирное время;
Саманта Рид (25) — мать, умерла родами;
Мартин Каррагер — партнер и центр вселенной, адвокат, представляющий CyberComm;Шон МакКинзи — бывший совладелец CyberComm, заказчик покушения, застрелился 17 августа 1990 г.
Сколько, говоришь, наград?
Клаудия Янг отвечает только на вопросы о времени. Каждый четверг он спрашивает ее, сколько сегодня, тетя, и она безразлично, шаркающим тоном выцеживает, пять тридцать одна. Ее часы остановились несколько лет назад, Джеймс не помнит, какую годовщину в Белвью они уже справили (тринадцатую), только отсчитывает мысленно последние дни выцветшей рассудком старухи. Он знает каждую медсестру поименно, приносит той, что на регистрации (Сью) коробку печенья и всегда расписывается в книге посетителей.
Клаудия не позволяет менять батарейки на наручных часах. Кожаный ремешок давно истерся, но гравировка на задней панели все еще различима — Веронике Янг на 18-й День Рождения. Это подарок отца, который никогда не был ее. Единственное наследство, которому действительно был бы рад Джеймс. Но они не спешат.Когда Патриция Эмброуз взяла за щеку кукурузные зерна, он впервые подумал, что Хей-Спрингс не создан для громких новостей.
Джеймс уверен, что предыдущая громкая новость, связанная с полями — самоубийство его отца. О нем написали только один раз, потому что востребованным пьяница и домашний тиран был исключительно в местном баре. Поэтому, видя в палате Френсиса, простите, офицера Эмброуз, он думает только о том, что спустя годы кровь с паркета в гостиной так и не удалось вывести. Теперь на месте безобразной кляксы лежит ковер.
Придерживая дверь, чтобы не хлопнула, Джеймс застывает на пороге, держа перед собой картонную подставку с кофе. Улыбается, натыкаясь на рассеянно-сосредоточенный взгляд Клаудии.
Худ мог бы сказать, ее распяли, офицер, что вы думаете по этому поводу? Но, право, он не настолько жесток.
— Офицер, — у него прекрасно получается играть удивление, и они оба знают, что оно фальшивое. — Уверяю вас, даже в мыслях не было.
Клаудия замирает в кресле, тихое поскрипывание деревянных сочленений глушит шуршание магазинной обертки.
— Держи, тетя. — Джеймс ставит второй стаканчик на столик возле, аккуратно, почти невесомым движением приглаживает прядь, выбившуюся из седой косы.
Клаудия Янг была красивой женщиной. И седина ей к лицу. На пожелтевшем пергаменте лица только угольно-черные глаза кажутся неуместными. В детстве Джеймсу хотелось выколоть их спицами. В них всегда было слишком много сожаления и вины.
— Сьюз сказала, вы хотели о чем-то поговорить с ней. — Худ смотрит на женщину. Она никогда не притрагивается к кофе. Вот уже месяц он не крошит в него таблетки. — Как ее опекун, я имею право знать. — улыбка, посланная офицеру, исключительно вежливая, взгляд на густеющей щетине задерживается на максимально допустимое приличиями время. — Поговорим снаружи? Не стоит попусту волновать тетю.
И тянется нить.
Все еще к James Hood
