[nick]Kit Carruthers[/nick][status]crazy date[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/tumblr_ofdtbmgI7O1s62fkgo2_400.1523206385.gif[/icon][sign]мне немало выпало темноты | позволь тобой согреться.[/sign]
я бы снял с тебя все напускное до самой нежности,
страсти, что выкована в кости,
я бы поймал тебя, сжал б тебя всю в горсти,
я бы хотел тебя выявить, обрести.
и покаяться, и поклясться тебе в наивысшей верности.
я без тебя хуже зверя из дикой местности

Тишина царапается; чувство голодной пустоты не выучить сотнями ссадин - Кит подминает под голову скрещенные в локтях руки - сколько бы он не предпринимал попыток её обуздать, приручить, ничего не выходит сносно: белые глаза наворачивают орбиты от одного угла к другому, длительные парантезы сдавленного дыхания слоем за слоем накладываются на молчаливое, давшее глубокую трещину самообладание. Трещина пульсирует мягкой болью, подхватывает на волнах, качает да убаюкивает. Дыхание становится ровным - её лицо меркнет пятнышками веснушек.
— Эй, парень, ты дьявольски похож на Джеймса Дина, —
молодой надзиратель испещрён железными прутьями, мерзко голубая рубашка облизана кривыми линиями; неряха - думает Кит, игнорируя его голос. За стерильными стенами - слишком высокими - разливается пустошь пройденных километров и потраченного времени.
Под ключицей нарывает невидимый глазам разрез. Хирургически точный, ювелирно правильный. Кит скрябает ногтями надоедливую ранку, раз за разом сдирает плотную коросту, иммунитет души устаёт сопротивляться - разрез кровоточит высказанными, но не услышанными словами; кровоточит поступками, совершенными во имя, да не впрок. Случается самое страшное - он остаётся наедине с самим собой; опасно даже двигаться. Каждое шевеление горчит предательством. Он пытается не винить, гонит взашей ощущение гнетущей пропажи - в разбушевавшемся море оленьи глаза говорят о том, что так оно всё и должно быть. Кит хмурится и переворачивает заиндевелое тело лицом к стене. Душный вакуум.

- У тебя рыжие волосы, -
говорит он. - Наверное, я бы мог умереть для тебя.
Горизонт в его руках - необозрим, тягуч и недосягаем. Кит перекатывает по воспалённому нёбу слова, совершенно никому не нужные, лыбится охранникам, да и вообще у него всё тип-топ. Он не чувствует себя выброшенной на берег рыбой, смерть приходит за каждым. Чуть раньше запланированного, ничего не поделаешь. Он прячет руки в карманах, слоняется по спичечной коробке, одноместно знакомится с одиночеством; жалобно подвывающая пустота сворачивается возле ног, лижет ступни. Ворочается горячее нутро, но Кит никак не может согреться. Копаться в себе быстро надоедает.
- А тебя кто-нибудь называл Рыжей? -
юное, податливое тело, карамельные губы, papier poudre. - Наверное, теперь ты только моя.       
Кит впитывает и слушает шум; голос морской раковины, приложенной к уху. Шум облепляет напряженное тело, ворошит случившееся прошлое, топит несуществующее будущее. Он - легенда из ниоткуда, там ему и место. Нигде. Ни с кем. Он считает, что заплатил сполна; человечество же считает, что жизнь штука бесценная. На холодный лоб опускается рука - бархат кожи холодит, белое платье скрывает худые коленки - он тянется к ней до тех пор, пока тюремный потолок не падает на голову. Сны напоминают о том, что не случилось. И не случится никогда. Заурядность раздувается до национального масштаба, несмышленые юнцы бросаются в омут. Всплывает только один (не кверху ли брюшком?)

Когда приносят карточку смертника - от неё словно пахнет свежими чернилами - Кит просыпается; ровные буквы складываются в пожелания последнего ужина: картофельное пюре, стейк, зелёный горошек. Банка колы, обязательно, и покурить. Слишком сильный нажим дырявит листок. Тонкий, словно жизнь заключенного.
- Три дня, парень. -
щёки охранника виновато краснеют. - Они решили не откладывать в дальний ящик.
Он словно слышит выстрелы, раскатистый гул, заключенный в черепной коробке; интересно, а жертвы их успевают услышать? Успевают ли услышать звук, с которым прерывается их жизнь? Звук, с которым двадцать один грамм души падает на пол и разбивается вдребезги? Кит отчетливо слышит, как сердце бахает в районе горла. Оказалось, три дня ожидания собственной смерти - слишком много.

Воздух в Техасе пахнет животными. Людьми и неоконченными делами, быть может, немного смертью. Кит превращается в прозрачного человека - он прячет лицо, прячет глаза. С его побега проходит семь дней - семь дней проходит с того момента, как ему удается совершить невозможное.
Воздух пахнет животными, в нём до сих пор барахтаются флюиды грязного белья: посылка до прачечной не доезжает, на пятом светофоре замок взламывается, ноги прыгают выше головы. Ему беспричинно везёт, ведомый в одном известном направлении, он быстро находит её новую фамилию в справочнике - несмотря на изоляцию, тюрьма не отрезана от внешнего мира. Не обманывайтесь.
Кит действует осторожно: холодный призрак беды аккуратно ступает по его следам. Несколько дней уходит на прощупывание почвы, несколько - на домысливание, несколько - на осознание. Думается, копы где-то поблизости; опрометчиво, Кит замирает напротив оконных глазниц, зашторенных ветвистым кружевом. Изучает. Накаляет ожидание - скорее всего, пташка ожидает тоже. В пустоголовый дом проникает, как только её нынешний муженёк не возвращается несколько дней (рабочие дела?), асфальт скрипит под колёсами её нового авто (покупки? парикмахер? интрижка?). С их последней встречи прошёл год, может, чуть больше. Она не могла забыть, не имеет права!
Её нынешний «англетер» застревает костью в горле.

сон завершился, потому что
любовь умерла в ту ночь, когда
облетел цвет, коснувшись лгавших губ
- Маленькая техасская девочка, —
Кит растягивает гласные, облизывает обезвоженные губы. Когда в двери поворачивается ключ, над головой волокнами расползается свет; он перестаёт крутить головой ровно в тот момент, когда её белые пальцы цепляются в бумажные пакеты с продуктами утроенной силой. Беглый взгляд проскальзывает по панораме черно-белых фотографий, выстроившихся на стене за её спиной. Там она улыбается. А здесь?
- Ты хорошо устроилась, Холли.