Добро пожаловать в Хей-Спрингс, Небраска.

Население: 9887 человек.

Перед левым рядом скамеек был установлен орган, и поначалу Берт не увидел в нём ничего необычного. Жутковато ему стало, лишь когда он прошел до конца по проходу: клавиши были с мясом выдраны, педали выброшены, трубы забиты сухой кукурузной ботвой. На инструменте стояла табличка с максимой: «Да не будет музыки, кроме человеческой речи».
10 октября 1990; 53°F днём, небо безоблачное, перспективы туманны. В «Тараканьем забеге» 2 пинты лагера по цене одной.

Мы обновили дизайн и принесли вам хронологию, о чём можно прочитать тут; по традиции не спешим никуда, ибо уже везде успели — поздравляем горожан с небольшим праздником!
Акция #1.
Акция #2.
Гостевая Сюжет FAQ Шаблон анкеты Занятые внешности О Хей-Спрингсе Нужные персонажи

HAY-SPRINGS: children of the corn

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HAY-SPRINGS: children of the corn » Sometimes They Come Back » and the madman yelling answers


and the madman yelling answers

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

https://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2018/08/c9c9aff65b61e71e689b541f35b0a4d6.png

FRANCIS AMBROSE & JAMES HOOD
психиатрическая лечебница Белвью, 07.10.90

Клаудия почти не реагирует на вопросы, Джеймс их избегает.
Сержант полиции Френсис Эмброуз, сверкая значком в заходящем солнце, не перестает их задавать.

+3

2

Пошатывающее безразличие. Тоска заглядывает в открытые окна каждую ночь, с тех пор как он снова сюда заселился. Френсис открывает следующую бутылку, смотрит на пустую ржавую плиту, зажимает стакан зубами: может, в этот раз удастся покончить с кошмарами? Утром небритой потрескавшейся фреской гремит пакетом до ближайшего контейнера. Кукурузные ряды за его домом редеют: за закате зеленые листья напоминают кровавые побеги, палил по посадкам, пока не разрядил две обоймы.

Что-то вроде досады набегает на бледное лицо, пока Френсис принимает выпечку от соседей. Чужое сочувствие сверлит спину, и он думает, насколько проще было бы спустить их с лестницы. Мысль не приносит облегчения: что делать с людской добротой, к которой он чувствует только досаду, - нет ни в одном пособии для выпускников полицейской академии. Он говорит "спасибо" и "не стоило", не говорит "желаю вам сдохнуть от гангрены жопы" грязные разводы на голубом платье Пат, потеки крови. Она бы им гордилась.

Виски после обеда сушит гортань и сажает офицера за руль. Есть время топить горе, есть время искать зацепку. У офицера Эмброуза нет проблем с тем, чтобы смешать и не взбалтывать.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БЕЛВЬЮ!успеть бы покормить Флаффи до того, как тот занесет мертвецов в дом

На ланч дают гороховый суп и жаренную фасоль. Выживать в психиатрической лечебнице, должно быть, местное развлечение. По бесприютной привычке все время жевать он соглашается на бесплатный паек и сидит среди заживо похороненных людей и впервые за тридцать дней не чувствует социальной неловкости.

Она не старая. Не совсем верно. Френсис знает, что о таких принято говорить "в молодости была той ещё чертовкой", но он, разумеется, не озвучивает. Клаудия — разломанный механизм из тех, что доживают свой век на чердачных настилках. Под известковой пылью даже сломанный циферблат запускает стрелки однажды. Тревожный, внезапный звон повествует о конце эпохи и никогда не заговаривает вслух вновь. Френсис верит: если он будет достаточно терпелив, Клаудия заговорит с ним на английском языке.
Он спрашивает: "что случилось в ночь на четвертое августа? вы можете вспомнить? мэм?"
Френсис подозревает тайну (вроде той, кто зарыл банку с живым мотыльком на пустоши - патриция эмброуз, я знаю, что это ты!). Трет переносицу, мягко уговаривает чужое упрямство/диагноз. Она не знает о смерти Пат, молчать с ней легче.

Медсестра нарушает оцепенение дважды. За вторым визитом взгляд упирается в знакомую ипостась. Джеймс Энтони Худ, еще один герой местной хроники. Запах типографской краски разбавляет медицинский спирт — интересно, кто-нибудь еще пользуется чернилами?

- А вы вовремя. - насмешливое удивление ложится под язык. - Только, пожалуйста, не жалуйтесь на меня в редакции, упростите нам обоим жизнь.

Карамель пристает к зубам.
А, все равно на ужин опоздает.

+2

3

Клаудия Янг отвечает только на вопросы о времени. Каждый четверг он спрашивает ее, сколько сегодня, тетя, и она безразлично, шаркающим тоном выцеживает, пять тридцать одна. Ее часы остановились несколько лет назад, Джеймс не помнит, какую годовщину в Белвью они уже справили (тринадцатую), только отсчитывает мысленно последние дни выцветшей рассудком старухи. Он знает каждую медсестру поименно, приносит той, что на регистрации (Сью) коробку печенья и всегда расписывается в книге посетителей.
Клаудия не позволяет менять батарейки на наручных часах. Кожаный ремешок давно истерся, но гравировка на задней панели все еще различима — Веронике Янг на 18-й День Рождения. Это подарок отца, который никогда не был ее. Единственное наследство, которому действительно был бы рад Джеймс. Но они не спешат.

Когда Патриция Эмброуз взяла за щеку кукурузные зерна, он впервые подумал, что Хей-Спрингс не создан для громких новостей.

Джеймс уверен, что предыдущая громкая новость, связанная с полями — самоубийство его отца. О нем написали только один раз, потому что востребованным пьяница и домашний тиран был исключительно в местном баре. Поэтому, видя в палате Френсиса, простите, офицера Эмброуз, он думает только о том, что спустя годы кровь с паркета в гостиной так и не удалось вывести. Теперь на месте безобразной кляксы лежит ковер.
Придерживая дверь, чтобы не хлопнула, Джеймс застывает на пороге, держа перед собой картонную подставку с кофе. Улыбается, натыкаясь на рассеянно-сосредоточенный взгляд Клаудии.
Худ мог бы сказать, ее распяли, офицер, что вы думаете по этому поводу? Но, право, он не настолько жесток.
— Офицер, — у него прекрасно получается играть удивление, и они оба знают, что оно фальшивое. — Уверяю вас, даже в мыслях не было.
Клаудия замирает в кресле, тихое поскрипывание деревянных сочленений глушит шуршание магазинной обертки.
— Держи, тетя. — Джеймс ставит второй стаканчик на столик возле, аккуратно, почти невесомым движением приглаживает прядь, выбившуюся из седой косы.
Клаудия Янг была красивой женщиной. И седина ей к лицу. На пожелтевшем пергаменте лица только угольно-черные глаза кажутся неуместными. В детстве Джеймсу хотелось выколоть их спицами. В них всегда было слишком много сожаления и вины.
— Сьюз сказала, вы хотели о чем-то поговорить с ней. — Худ смотрит на женщину. Она никогда не притрагивается к кофе. Вот уже месяц он не крошит в него таблетки. — Как ее опекун, я имею право знать. — улыбка, посланная офицеру, исключительно вежливая, взгляд на густеющей щетине задерживается на максимально допустимое приличиями время. — Поговорим снаружи? Не стоит попусту волновать тетю.

+2

4

у патриции своя правда — венценосная, остроконечная — иголка под подушечкой пальца, веретено для спящей красавицы. пат прячет её под язык, говорит — не найдешь, сколько не ищи. френсис идет на ощупь, растопырив пальцы, но почему-то выходит только по хлебным крошкам, те хрустят под ботинком, как сухие листья, как кукурузные зерна, ворочаются беспокойно.

лицо патриции - пепельно-серое, как дым и небо, как гроза и свистящий лай в ночь выпускного, отсвет заходящего солнца, грязный след от кофейной кружки - сколько не смотри, всё мало. терпкий виски или горький привкус таблеток - френсис смотрит на неё, как привык, - под углом, искоса, и не может вспомнить: мам, зачем здесь все собрались? память оправдывает сама себя, клевещет не меньше — водит по кругу: там, где было двое остался один, неделимые дроби. свет ласкает обивку гроба, трогает бархат под песочными сводами. френсис вскидывается на звук, трет виски: он всегда был троечником, где ж ему.

в кармане у френсиса обертки и фантики - вот мои леденцы, приходи - хоть покойницей.
след на его руке — ожог от бенгальской палочки — напоминание: любой огонь жжется/ничего не проходит бесследно.
если прислушаешься к тишине, различишь сквозь средневековую пыль: нет ничего необратимого, кроме смерти. да и та — пережиток прошлого.

от джеймса веет домом. не тем, что залит в полночь огнями, как рождественская ярмарка в барселоне.
(это всё бессонница и крики диких животных в их с пат палисаднике)
от джеймса веет домом и едва заметно - тайнами, тмином и прогнившими костями.

они здесь не за этим. нет, не за этим.

за янтарным полдником следуют сумерки.
френсис поднимается навстречу.
кто-то сказал ему: если мячик катится обратно, значит, на другом конце кто-то есть - вот что такое общение. общение обрывается, когда пропускаешь подачу - столько раз, сколько настаивают на той стороне. у френсиса ни мячиков, ни леденцов - отдай, патриция, ты всё равно умерла в пряничном домике.

пластиковый стаканчик лежит на полу. охра расползается по паркету сонной несладкой гущей. если приглядеться, можно различить буквы: у и шипящее ц. но френсис не силен в загадках кофейных зерен, он умеет только в леденцы и мячики, в приёмной ни того, ни другого. он переводит взгляд на джеймса: вдруг там есть чего? ты принеси из дома.
солнце уходит.

[nick]Francis Ambrose[/nick][status]so, won't you come down[/status]
[icon]http://s9.uploads.ru/Eg6N0.png[/icon]

Отредактировано Martin Carragher (2018-09-08 21:40:12)

+1

5

Кажется, у них есть все время мира. В психиатрической лечебнице оно течет иначе. Пациенты ходят сонными мухами, курсируют из коридора в коридор, застряют в игровом зале, погружаясь в сонную шахматную перепалку, делят овсянку с овощным рагу в столовой. Лакированные столики ментолово-мятного, размытого, очень невнятного и нейтрального цвета усеяны россыпью морковных кружков.
Нэнси снова принялась за старое, на ее тарелке — морская баталия, бой ведется со счетом 0:5, Нэн проигрывает.
Клаудия никогда не выходит. Санитары ухаживают за ней, присматривают ($15 на нужды отделения), ежедневно скармливают ей дополнительную порцию фруктов, вливают свекольно-морковный сок. Худ заботится о своей тетушке.

i've seen that look in your eyes
it makes go blind

Френсис Эмброуз смотрится в палате настолько же неуместно, насколько сам Джеймс ощущает себя в Хей-Спрингс. Но у сержанта глаза побитой собаки, в них хрустящая пустота выпотрошенных фантиков соседствует с выхоложенной апатией, концентрированным спиртовым душком и кофейной жижей.
Худ опускает взгляд, понимая, что Клаудия приложила руку к растекшейся на полу кляксе. Пара капель оседают на штанине его брюк, охровый росчерк ложится поперек туфель.
— Сегодня тетя не желает видеть посетителей. — Он улыбается сладко, говорит складно, пропускает офицера вперед себя. Смотрит совершенно неприлично, пересчитывает взглядом шейные позвонки, ныряет за ворот. Худ наберет табакерку и мешок причин не смотреть на сержанта Эмброуза так, и дело даже не в двух трупах, весящих на его плечах мертвым грузом.
Он ловит медсестру в коридоре, придерживает под локоток, делая выражение лица извиняющимся и смущенным.
— Сьюз, Клаудия сегодня в плохом расположении духа.
Тетка сверлит его взглядом промеж лопаток. Иссушенные болезнью узловатые пальцы судорожно сжимаются на тонкой шерсти юбки.
— Пройдемся? — И они идут, пока Сьюз хлопочет в палате. Джеймс не оставляет полицейскому выбора, не поспешно, но целеустремленно продвигаясь к островку холла.
Рядом с утянутым в выцветший цветок диваном, упираясь тяжелыми листьями в стену, стоит кадка комнатного растения. У другой стены — вторая, и еще одна напротив, на подоконнике, горшок, подвешенный на стену. В психиатрической лечебнице Белвью зелень очищает воздух от безумия.
— Я бы хотел перейти сразу к делу.
Джеймс присаживается на диван, отставляет стаканчик кофе на журнальный столик. Останови болезнь вовремя соседствует с Лучший уход Белвью и 5 причин для своевременной терапии. Ему самому нужна. Причина, не терапия. Причина отвести взгляд, перестать скалиться и, о, боже, Джеймс, ты сейчас больше маньяк, чем твой папочка.
— Ваш визит нельзя счесть проявлением праздного любопытства, я прав?
Сестренка любила вас, сержант Эмброуз, так почему же вы оплакиваете ее таким своеобразным способом?

cut me deep, the secrets and lies
storm in the quiet

Дело его отца даже не видел шериф. Самоубийство, алую, укрытую мухами мозговую кашу не дали рассмотреть ни одному журналисту. Фотографии не попали в газеты. Джеймса не пускали к трупу, пока месиво, оставшееся на месте лица, не удалось собрать в приличную маску. Если в морг в принципе попадаешь приличным.
И в нескольких вещах Худ уверен. Первая. У сержанта на него ничего нет. Вторая. Маленький толчок, разбивающий апатию, и мир Френсиса падет карточным домиком, зыбкое подобие спокойствия растворится без следа.

+1

6

Это не его место и не его время. Для таких, как Френсис, нет подходящих укрытий и нет возможности сделать другой выбор. Не потому что песочные часы не обратят хронометр вспять, а потому что это всегда одна и та же цифра на подброшенных в воздух костях, как линия жизни на ладони - даётся раз в жизни. Он вспоминает свою жизнь в Линкольне, как просматривают на проекторе слайды - затертые цветные фотокарточки - по очертаниям угадывается переезд из студенческого общежития, первый день в участке, свадьба, ещё один переезд. Мир не всегда крутился вокруг горлышка бутылки, но все чаще оседал там. Вещь, которую не смогла принять Лара: мертвецы знают его в лицо, так же как он помнит их смерть в деталях.
Френсис не льстит себе: дело Пат станет его последним делом. Линия жизни прерывается здесь. Стоит ли размениваться на побочные? Стоит ли потрошить местных мертвецов, ты ведь даже не отсюда, милый? Но, к сожалению, оправдание в стиле "мне нужно было куда-нибудь спрятаться" не то, что люди ожидают услышать от офицера полиции.

Френсис занимает позицию напротив, скрещивает руки на груди:
- Я понимаю, прошло уже много времени, но, может, вы вспомните. - он доброжелательно улыбается, это - хорошая улыбка из тех, что позволяла получить Френсису лишнюю пачку печенья до ужина. - Мы перебираем архивные дела, дополняем пробелы. Насколько я понял, никто из вас не давал показаний. Какие у вас были отношения с отцом?

На Джеймсе - деловые брюки, свежая, до хруста отглаженная рубашка, начищенные туфли. Его тянет испортить, взъерошить, смять внешний лоск, чтобы посмотреть, как там внутри. Беспокойство подсказывает Френсису, что этот человек не тот, за кого себя выдает, и он не верит мистеру Худу ни на йоту. Даже если ему нет дела до местных жителей и их тайн. Никогда не угадаешь, какая нить приведет к тем, кто забрал у него Пат.

- Ваша мачеха, она же ваша тетя - Клаудия - вышла замуж за Питера Худа спустя год после смерти вашей матери. Вам никогда не казалось это.. подозрительным? - участливо продолжает он, словно зачитывает вслух сводку утренних новостей. - Где вы были, когда ваш отец пустил себе пулю в лоб?

0

7

Улыбка прирастает к лицу, Джеймс чувствует, как маска, натянутая рвущейся резиной, почти трещит. Что отличает простого патрульного от сержанта полиции? Бульдожья хватка. Чтобы колесить по пыльным дорогам Хэй-Спрингс не нужна пиранья пасть, нужно знать ПДД и допустимый лимит превышения полномочий.
Френсис Эмброуз, черт его дери во все доступные места, лимитов не знает. Бьет сразу по больному, смотрит в упор и теряется в своей скорби идущим ко дну бумажным корабликом. Джеймс улыбается спокойнее, слаще, не показывает зубы. Он это проходил. Ему задавали и менее удобные вопросы.
Вы спите со своим профессором, мистер Худ? Как вам кажется, что думает об этом его жена? Вы и её трахаете в свободное от лекций время? Нет, её он не трахал.
Он мог бы его послать. Все законные сроки давно утекли в местные сточные воды. Клаудия, милая-милая тетушка, не скажет ничего, даже если ей будут угрожать оружием. Джеймс позаботился об этом, как о могиле отца — она настолько далеко от могилы его матери, насколько это вообще возможно.
— Мои отношения с отцом не были секретом ни для кого в городе. — Он прикручивает улыбку, заставляет себя отвлечься на кофе, расслабленно тянется к стаканчику. Делает глоток, смотря на офицера. Вы имеете право применять табельное в медучреждениях?
Кофе застывает под языком легкой горечью.
— Он женился на сестре своей почившей супруги, наплевав на общественное мнение. Я сбежал из города, как только мог. — Стаканчик отправляется обратно. — Как видите, ненадолго. 
Худ вежливо смеется над правдой, позволяя себе смотреть на Френсиса, позволяя себе дать зацепку, которая, возможно, распутает клубок. Который он наверняка распутает, если захочет.
— Я оформлял документы на наследство моей матери. — Джеймс поправляет манжеты рубашки. Выверенным жестом подпирает голову рукой. — Мне задавали эти вопросы, офицер. Неофициально, насколько вы понимаете. — Он опускает взгляд на минуту, молчит. Не пытается вспомнить историю, её Худ знает наизусть и вряд ли когда-нибудь забудет. — Отец напился, ушел на всю ночь, а утром его нашли в кукурузном поле. Тетя повредилась рассудком... Мне продолжать?
Будто это действительно доставляет ему неудобства.

+1


Вы здесь » HAY-SPRINGS: children of the corn » Sometimes They Come Back » and the madman yelling answers


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно